на болотах волновалась, как море, под порывами ветра, несущего влагу и запах близкого ливня. Арианна вздохнула при мысли, что скорее всего как следует вымокнет.
Сборщик пошлины махнул рукой, пропуская ее в ворота: ей не полагалось платить, потому что въездная пошлина шла прямиком в карман ее мужа. За лошадкой увязалась свора бродячих собак, бросаясь под самые копыта в притворной ярости. Их оглушительный лай соперничал в громкости с криками рыбаков, тянущих сети из реки. Арианна миновала распахнутые на манер громадной пасти ворота монетного двора, где в надвинувшемся полумраке вспыхивали искры и раздавались звучные удары молотов, чеканящих медные и серебряные деньги. Новые монеты уже вошли в обращение, и на них красовался профиль лорда Рейна Руддлана, как в давние времена — профиль Цезаря на римских деньгах.
Невольно думалось, как далек он от оборванного мальчишки, мечтавшего о пони, а взамен получившего порку. Пока лошадка медленно и осторожно пробиралась по узким улочкам, провонявшим свиным навозом, Арианна представляла себе выражение изумления и удовольствия на лице мужа, когда он увидит роскошное знамя с черным драконом.
Дочь галантерейщика жила в просторном бревенчатом доме, фасадом выходившем на городскую площадь, а задней стеной — на пристань. Центральная площадь города представляла собой сплошной рынок почти треугольной формы. Ничем не замощенный, летом он задыхался от пыли, а зимой превращался в настоящее болото. Вершина треугольника упиралась в приземистую церковь с колокольней, сложенной из едва обработанного камня. В дворике перед церковью сидел забитый в колодки человек, скорчившийся от стыда и боли в конечностях. С его шеи свисала давно протухшая, зеленая от плесени макрель.
В самой середине треугольника возвышался большой рыночный крест, вытесанный из гранита. У его подножия увлеченно злословила группа женщин, при этом ловко придерживая на головах ведра с водой. При виде проезжающей Арианны кумушки умолкли, словно разом утратили дар речи.
Не обращая внимания на зевак, Арианна спешилась у дома Кристины — как раз вовремя, потому что с низко нависшего неба закапало. Редкие крупные дождинки, тяжело падая в пыль, оставляли кратеры размером с пенни. Обойдя истошно ревущего осла, по самые уши нагруженного мешками с шерстью, Арианна вошла в прохладные сумрачные недра строения.
— Миледи! — воскликнул слуга, бросаясь навстречу.
— Будь добр, позови хозяйку.
Оставшись одна, Арианна огляделась. Большую часть пола занимали тюки овечьей шерсти, перевязанные грубыми пеньковыми веревками и уложенные в штабеля. Поодаль виднелись связки папируса и листьев вайды, бочонки с индиго и тому подобное — все, что так или иначе использовалось для окраски тканей. Внушительные настенные полки были завалены рулонами материи всех цветов.
Узкая дверь в соседнюю комнату была чуть приоткрыта, и можно было слышать ритмичное постукивание ткацких станков. Еще одна дверь вела на задний двор, где работники в закатанных штанах и башмаках на деревянной подошве мяли шерсть-сырец в больших чанах с водой. В других чанах красильщики переворачивали ткани с помощью длинных шестов. Арианна вышла за дверь, задерживая дыхание: чтобы краска взялась лучше и держалась дольше, использовалась прокисшая моча.
Гром ударил прямо над головой, и дождь сразу усилился. Уже собравшись вернуться в лавку, Арианна вдруг заметила движение на крутой лестнице, ведущей со двора на верхний, жилой этаж. На узкой площадке, повернувшись лицом к открытой двери, стоял мужчина. Вот он наклонился через порог, в сумрачную глубь помещения, словно для прощального поцелуя. И в самом деле, женские руки обвились вокруг его шеи. Потом мужчина сбежал вниз по ступенькам невзирая на их крутизну. В руках у него был кожаный мешочек. Когда он небрежно сунул его за перевязь меча, послышалось звяканье монет.
У подножия лестницы мужчина помедлил, чтобы оглядеться. Хотя он немилосердно щурился, вглядываясь в завесу ливня, Арианна сразу узнала знакомый цвет волос и вислые, по уэльской традиции, усы. Не задумываясь о том, почему так делает, она отступила дальше под защиту карниза, где ее невозможно было заметить в такой сильный дождь. Мужчина еще раз обвел двор внимательным взглядом и вышел через заднюю калитку. Арианна задалась вопросом, что может делать здесь ее двоюродный брат Кайлид и какую проделку он задумал на этот раз? Без сомнения, что бы он ни затевал, он задумал это против лорда Руддлана.
Прошло еще немного времени, и Кристина спустилась в лавку. На голове у нее была кокетливая шапочка по последней лондонской моде, ослепительная белизна которой подчеркивала, до чего разгорелись щеки молодой галантерейщицы. Губы у нее все еще были влажными и припухшими.
— Да пребудет с вами милость Божья, миледи! — воскликнула Кристина, делая реверанс (она говорила так, словно сильно запыхалась). — Что привело вас в город в такую неподходящую погоду?
— В Уэльсе, если боишься выйти за порог в дождь, можешь не выйти за него никогда, — с улыбкой ответила Арианна.
— Как это верно, как верно!
Кристина украдкой бросила взгляд на дверь, за которой был виден задний двор, уже превратившийся в сплошную лужу. Ее ответная улыбка была принужденной.
— Даже нормандцам не под силу укротить уэльскую погоду, — добавила она в попытке завести светскую беседу. Арианна засмеялась, хотя у шутки была длиннющая борода. У окна стоял раскладной стол, на его шершавой, исцарапанной столешнице громоздился полуразмотанный рулон зеленой, как мох, шерстяной ткани. Арианна помяла уголок между пальцами, размышляя над тем, как бы потактичнее выспросить у Кристины, чего ради Кайлид бегает вверх-вниз по ее лестнице. Как назло, ничего не приходило в голову.
— Мне бы хотелось посмотреть на шелковые ткани цвета кармина, — наконец сказала она.
— Рада служить вам, миледи.
Кристина сделала знак слуге. Тот стащил с верхней полки рулон красной с пурпурным оттенком ткани и разложил его на столе, частично размотав. Шелк был великолепен — как раз такой, каким представляла Арианна основное поле знамени. Она отобрала также травчатый шелк эбонитовой черноты, для дракона. Когда слуга смотал и завернул отрезы и уже готов был вынести их за ней следом, Арианна вдруг сообразила, что у нее нет с собой ни пенни. Не то чтобы она забыла деньги, их у нее просто не было. Все приданое теперь принадлежало Рейну, за исключением обручального кольца на ее безымянном пальце и ожерелья ясновидящей на шее.
Арианне было больно расставаться с ожерельем, но она все же расстегнула замок и протянула магическое украшение галантерейщице.
— Не примете ли в качестве платы вот это? — Девушка отступила, словно боялась находиться в непосредственной близости от извивающихся змеек.
— Это совершенно ни к чему, миледи. Я просто добавлю цену тканей к сумме долга за ваш подвенечный наряд.
Арианна вспомнила восхитительный сапфирово-синий шелк одеяния, густо расшитый золотой нитью, и платье цвета первых весенних маков, отделанное мехом горностая, и снова подумала что они обошлись Рейну в баснословную сумму. Став лордом Руддланом, он мог вскоре разбогатеть, но тогда, в день венчания, он был беден. Тем не менее, он подарил ей роскошный подвенечный наряд и белого мула со всем снаряжением.
Эти соображения заставили Арианну буквально силой вложить ожерелье в руку Кристины.
— Ткани нужны мне для того, чтобы сделать мужу подарок. Не могу же я заставить его платить за них!
После некоторого колебания Кристина кивнула. Ее длинные белые пальцы сомкнулись вокруг древней бронзы, светлые ресницы опустились, и она бросила из-под них на Арианну быстрый взгляд.
— Значит ли это, что вы счастливы в браке с нормандцем? Неужели вы так быстро полюбили его?
— Вовсе нет, я ничуть не люблю его! — запротестовала Арианна.
Она и сама понимала, что протест был слишком поспешен, да и щеки предательски загорелись. Потому что она вожделела его — о да, она его вожделела. Это было невыносимо: признаться себе, что человек, которому она безразлична, заставляет ее горло сжиматься, а ноги — подкашиваться... и все это одной лишь улыбкой, такой редкой!
— А как насчет вас, Кристина? — спросила она, вспомнив что лучшая защита — это нападение. — Не потому ли вы завели разговор о любви, что этот предмет в последнее время занимает все ваши мысли? Не
