– Выкрутимся, не впервой. А если разборки между госпожами начнутся, это только на пользу…
– В смысле?
– Маскировка, брат. Мы же со страшной силой боялись здесь какой-то
– Верно! – как эта простая мысль ему самому не пришла в голову – непонятно. Осталось только убедиться, что эта реальность содержит в себе Сильвию и всех остальных, то есть до нынешнего момента совпадает с исходной ГИП. Если это так – какая разница, десять, условно говоря, сработок блок-универсалов случится в месяц или пятнадцать…
Паб был самый обычный, припортовый. Интерьер его и клиентура, и сам хозяин, наверное, мало изменились за последние триста лет. Длинный и узкий зал с деревянным столом посередине, выструганным из остатков корабельных палуб, стойка справа от входа, обитая регулярно начищаемой медью с подводных частей тех же бригов, барков и клиперов, всякий флотский антураж по стенам. Целый ряд пивных, винных, ромовых бочек, за ними полки с напитками в бутылках. Тусклый, как везде, свет, гул голосов, слоями висящий табачный дым.
Хозяин и три подручных едва успевали подавать гулякам кружки и стаканы.
– Недурно, – сказал Шульгин, машинально касаясь кармана плаща. Из романов прошлого века он знал, что для джентльменов, шатающихся по подозрительным притонам, подходящим оружием считался кастет. Потому что все они там были боксерами, с раннего детства. Ножи – принадлежность черни, а револьверы – для совсем серьезных разборок, до которых дело доходило редко. Пенитенциарная система здесь уж слишком суровая, виселицу заработать, что в советское время – «трояк».
– Нам, пожалуй, сюда. – Андрей указал на несколько отдельных, огороженных пятифутовыми стенками кабинетов слева, где вокруг квадратных столов стояли массивные, почти неподъемные стулья. Занято из кабинетов было только два, и отдыхали там люди видом поприличнее. Понятно почему. Их обслуживали лакеи, что серьезно повышало цену каждой пинты и кварты. Да и естественная стратификация – каждый посетитель на подсознательном уровне знал свое место. Докер не сядет за стол с мастером или капитаном самого задрипанного каботажного брига. В голову не придет.
А Шульгину с Новиковым в самый раз. Сбросив плащи, они стали неотличимы от моряков торгового флота. По возрасту – третьих штурманов, или даже вторых.
– Что господа желают? – немедленно на пороге возник крепкий парень, судя по огненно-рыжей шевелюре – ирландец. С такой физиономией не в пабе кружки разносить, а купцов в Шервудском лесу грабить. Но – капитализм социализирует людей, часто – против их воли.
– По кварте[21] пива, самого лучшего, темного, и по стаканчику виски, ирландского, конечно, – решил польстить парню Шульгин. – И дюжину устриц… Если живые, а то смотри…
Какое-то время они потягивали пиво, наблюдая подлинную жизнь конца лучшего в истории века, попутно расширяя пассивный запас лондонского жаргона. Время было не слишком позднее, и британцы пока вели себя довольно прилично.
– Наверное, пора, – сказал Сашка, разделавшись со своей порцией действительно неплохих моллюсков. Глотнул пива и направился к выходу. Свежего воздуха глотнуть.
Ожидаемый ими тип появился в ближайшие пять минут. Таможенник описал его достоверно, профессиональный навык, никуда не денешься.
Остановился на пороге, обводя зал взглядом. Вполне естественно, ищет знакомых или прикидывает, найдется ли свободное местечко.
Шульгин навис над ним сзади, поскольку превышал ростом почти на голову.
– Мистер Биллингер? Проходите, мы вас давно ждем…
Чем хороши заведения, подобные этому, – никто не в состоянии подслушивать, о чем говорят соседи, общий шумовой фон перекрывает отдельные слова. А в кабинете можно было вдобавок опустить занавески из выцветшего бордового плюша.
Биллингер не утратил самообладания. Прошел, куда указано. По щелчку Сашкиных пальцев лакей принес пива новому гостю. На всякий случай Шульгин тут же и расплатился, в качестве чаевых вручив целый шиллинг, или четверть стоимости всего заказа.
– Мистер Гэвеллен очень занят, так что мы за него. Дело сорвалось. Ваша наводка была неверна. У пассажиров яхты не оказалось краденых драгоценностей. – Новиков говорил мягко, спокойно, щеголяя совсем неуместным здесь оксфордским произношением. А Шульгин вытащил из-за пояса финку и принялся чистить ею ногти, разительно контрастируя со своим напарником.
– Боюсь, я не совсем понимаю, о чем вы, – сохраняя выдержку, ответил Биллингер, отхлебывая пиво.
– А это никому не интересно, – сообщил Шульгин. – Выбор у тебя уж больно ограничен… – Он говорил на грубом кокни.[22] – Расскажешь, кто наколку дал и зачем, – уйдешь целый. Станешь кочевряжиться (на самом деле слово было другое, английское, но очень близкое по смыслу) – вот это перо в бок, и тебя скорее всего просто сбросят в канал. Зачем людям с полицией и коронерами[23] связываться?
Через полчаса содержательной беседы Биллингер рассказал все, что знал. Особенно откровенным он стал, когда Новиков показал ему черно-белую, помятую, будто ее долго носили в кармане, фотографию Сильвии.
Андрей не знал точно, в какие эпохи была придумана дихотомия «добрый и злой следователи». Не исключал, что ею пользовались еще инквизиторы. Но работала она хорошо. Как бы между прочим «добрый», он же Новиков, объяснил Биллингеру: шансы у него есть, если тот является постоянным сотрудником указанной леди. Если нет, «шестерка одноразового пользования» для дальнейшей разработки интереса не представляет.
Шульгин положил финку рядом с кружкой, внимательно наблюдая за руками клиента, вдруг кинется к оружию. Если кадровый аггрианин, реакции может почти хватить. Достал из кармана золотой портсигар.
– Такую штуку когда-нибудь видел?
По почти неуловимому движению мимических мышц Биллингера понял, что видел. И знает, что это такое.
– Вот и разобрались. Встали и пошли. В другом месте спокойно поговорим.
Глава пятая
Когда Новиков с Шульгиным увидели Сильвию, приготовившуюся к своей новой роли, то испытали чувство, близкое к удивлению, невзирая на привычку к любым странностям жизни. На Дайяну она походила поразительно. Чуть помоложе, поизящней фигурой, килограммов на десять, наверное. Видимо, так Главная координаторша выглядела в прежние времена. Леди Спенсер лучше знать. Но в целом – прямо-таки изумительная женщина. Что-то в духе Бердслея,[24] особенно если ее раздеть, в чисто эстетических целях.
Пользуясь отсутствием здесь своих женщин, они выразили восхищение всеми подходящими словами и жестами.
– Спасибо, но ведь комплименты относятся не ко мне? – ответила она, слегка кокетничая/ А может быть, и всерьез.
– Ровно в той мере, как к великой актрисе, выходящей на аплодисменты. Безотносительно, какой на ней костюм и грим, – со всей куртуазностью ответил Новиков.
– Хорошо, принимается. Кого это вы с собой привели? – спросила Сильвия, обратив внимание на переминающегося у порога прихожей англичанина.
– А это тебе объект для изучения. Что скажешь? – Шульгин подтолкнул пленника в гостиную.
Леди Спенсер окинула его нарочито небрежным взглядом. Как курьера, доставившего письмо.
– Очень приятный молодой человек, что еще скажешь до вскрытия…
Подходящее начало для душевного разговора. Британский юмор или намек, особенно зловещий в устах прелестной дамы, окруженной ароматом духов и ярко выраженной сексуальности.
Да Биллингер и без того был подготовлен к откровенной беседе. Сильвии и затрудняться не пришлось.
