поздно вам придется ее создавать…
…Встретить неприятеля и дать ему генеральное сражение решили на самой выгодной позиции – у реки Моддер. Разведка донесла, что к англичанам подошло последнее пополнение – Аргайллский и Сатерлендский шотландские полки. Теперь численно британские силы сравнялись с армией Кронье. Лорд Мэтуэн, ободренный предыдущим успехом, делал ставку на качественное превосходство своих бойцов, странным образом «забыв» о стандартном соотношении потерь обороняющихся и атакующих. Слишком он верил в многовековый опыт британской пехоты, чувство долга, дисциплинированность и высокий боевой дух. Солдатам было объявлено, что предстоит последнее усилие. Как Наполеон в прошлом и Гитлер в будущем, генерал искренне верил, что неприятель, проиграв решающую битву, непременно должен
После рекогносцировки Кронье, Басманов и еще один бурский генерал – Деларей согласились, что прежняя тактика сейчас должна быть оставлена. Вопреки привычке бурские отряды заняли позиции по обоим берегам, при этом менее стойких Кронье заставил окапываться на британской стороне реки, чтобы не было соблазна побежать при сильном нажиме неприятеля. Окопы, с учетом рельефа, рыли так, чтобы в самых уязвимых местах обеспечить трехслойное перекрытие огнем. На северном берегу в специально вырытых капонирах и за обратными скатами холмов разместили артиллерию. При этом Басманову пришлось на ходу обучать пушкарей стрельбе с закрытых позиций. Тут он был в своей стихии. Между урезом воды и гребнями холмов привычные к кирке и лопате буры устроили четыре полосы окопов, траншей и ходов сообщения. С учетом нескольких разбросанных в округе ферм, тоже приспособленных под артиллерийские и пулеметные позиции, глубина «укрепрайона» составляла до восьми километров.
Буры работали с азартом, почти не отдыхая. Им передавался оптимизм и уверенность командиров, да Басманов, вдобавок, организовал среди них своеобразную «партполитработу». Бойцы его отряда и многие европейские добровольцы находили время, чтобы разъяснять не слишком далеким и образованным скотоводам и охотникам геополитический смысл нынешней войны, «укрепляли моральный дух», знакомили с основами тактики, рисовали последствия возможного поражения. Мол, лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Продержаться, не считаясь с потерями, сутки-двое на этой позиции – или обречь себя и весь народ на годы затяжной, сулящей бесчисленные жертвы войны. Действовали и личным примером: «Вот мы съехались со всего мира, чтобы вам помочь, и отступать не собираемся. И от вас ждем того же…»
– Я теперь боюсь только одного, – сказал Басманову Кронье, – англичане узнают о наших приготовлениях и откажутся от наступления, возьмут и примутся форсировать реку на несколько миль выше? Что тогда?
Небо над восточным горизонтом начинало светлеть, но сна – ни в одном глазу, несмотря на то что командиры бодрствовали уже почти сутки. Они сидели на крыльце загородной гостиницы, где в мирное время любили отдыхать бизнесмены из Кимберли. С реки тянуло свежестью, цветущие деревья распространяли сладковатый аромат.
– Они будут наступать здесь, – с полной убежденностью отвечал полковник.
Даже без учета того, что так развивались события в «предыдущем варианте», у Басманова была заготовлена примитивная, но вполне действенная военная хитрость, которая заставит Мэтуэна действовать по заранее намеченному плану.
– Да вот, смотрите. – Михаил поднес к глазам мощный артиллерийский бинокль, здесь таких еще не было, передал его главкому.
Уже достаточно рассвело, и у края обширного плато, километрах в десяти, обозначилось движение нескольких пехотных колонн и облачка пыли, поднимаемой колесами пушек.
Кронье и Деларей отчего-то впали в странную задумчивость. Басманову показалось, что они опасаются сражения с решительным, окончательным результатом. Такое он видел раньше (то есть, позже), бывало, что прославленным генералам победа казалась страшнее поражения, потому что возлагала непосильную для характера ответственность.
Куда проще сослаться на превосходство врага и продолжить отступление… Что-то подобное творилось на Западном фронте в пятнадцатом и шестнадцатом годах, когда только Брусилов нашел в себе силы перевести позиционную войну в маневренную, и, несмотря на блестящий успех, соседние фронты его не поддержали…
Целых три пехотных дивизии продолжали мерное движение по расцветающему голубыми цветами вельду. У генералов не возникало мысли о том, что на берегу реки их может встретить хоть какой- нибудь отпор. Настолько не возникало, что имеющуюся в распоряжении кавалерию никто не догадался послать в разведку!
Хуже того, разбуженной перед рассветом пехоте было сказано, что завтрак она получит на том берегу реки Моддер. Мрачная шутка для тех, кто выжил и может ее оценить.
Английская пехота, идущая в походных порядках, спокойно приблизилась по плавно спускающемуся плато на полтора километра к берегу. Солдаты на ходу курили трубки, перешучивались, говорили о том, как славно отдохнут на том берегу, где перед их глазами лежала мирная картина: река, домишки, гостиница. Никаких буров, никакого дыма из труб – безлюдно и спокойно.
До передовых окопов буров оставалось не более семисот метров, когда на плотные, ротные и батальонные колонны британцев обрушился сокрушительный огонь винтовок, пушек и пулеметов. Сотни солдат и офицеров легли на рыжую землю убитыми и ранеными, пока все, от генерала до рядового, осознали, что попали совсем не туда, куда собирались.
Шедшие впереди гвардейцы залегли в полукилометре от берега реки, остальная пехота – на сто метров сзади. И все на очень пологом, обращенном к огневым позициям буров склоне. Укрыться там было негде, а навыкам мгновенного самоокапывания британцы обучены не были. Саперные лопатки носили скорее для украшения и работы в мирных условиях, при устройстве бивуаков.
Самым верным решением был бы отчаянный бросок вперед, врукопашную. О чем Басманов и думал, наблюдая со своей отсечной позиции за шестью тысячами человек, попавших в безвыходную ситуацию.
Между залегшими солдатами рвались снаряды пушек Круппа, с передовых позиций стучали очереди пулеметов «Максим», но особенно англичан нервировали картечницы Норденфельда. Их двадцатимиллеметровые пули за несколько минут выкосили конную батарею, на рысях вылетевшую в поле, чтобы шрапнелью прикрыть избиваемую пехоту.
– Ох, дураки, дураки, – невольно сочувствуя неприятелю, шептал Басманов. – Вас бы к Екатеринодару! Разом вперед, пять минут – и штыковая. Половина наверняка добежит, а так – все здесь поляжете…
Генерал Мэтуэн с расположенного в километре купье в отчаянии смотрел на поле смерти. Он слышал, что воздух буквально пульсирует от жужжания десятков тысяч пуль, а по песку вокруг залегших пехотинцев фонтанчики взлетали непрерывно, как на озере во время дождя. Заставить людей наступать у него не было возможности, позволить отступить – тем более. Километр по длинному голому склону под шквальным огнем пройти невозможно.
Сражение бессмысленно затягивалось. Время перевалило за полдень. Английские офицеры не могли поднять своих солдат для последней атаки, слишком те были потрясены зрелищем трупов, покрывавших равнину, и беспощадной меткостью буров. Несколько храбрецов – батальонных командиров были убиты, стоило им только выпрямиться, чтобы подать команду.
Отчаянная атака Шотландской бригады из-за правого фланга Кольдстримского полка захлебнулась в трехстах метрах от первой линии окопов. Буры сосредоточили на ней огонь почти всех своих «максимов» и четырехствольных картечниц.
Все осмысленные планы, которые еще строил лорд Мэтуэн, были навсегда развеяны беспорядочным отступлением, почти бегством несчастных шотландцев. Они остановились только в полутора километрах от своего исходного рубежа, и винить их было нельзя. Бригада потеряла почти всех офицеров и больше половины своего состава. Даже самый отважный человек не может идти на сплошной поток пуль современного скорострельного оружия.
Таких жертв британская пехота не приносила с дней Инкермана и Альмы. [94]
Кавалерия в таком сражении, совершенно не подготовленном, бесполезна. Если бы она накануне
