– Я уже объяснил вам, как мы раньше вывозили.
– Стало быть, смету заново надо составлять, с нуля.
– Вы просто Прометей, господин Сигорд!
– Это вы так шутите надо мной?
– Ни в коем случае! – Старший инженер Яблонски покосился на открытую дверь, словно бы кого-то увидел там и Сигорду немедленно захотелось эту дверь прикрыть.
– Тогда я спрошу, уж вы простите: а ваших служебных полномочий хватает, чтобы вести переговоры и заключать договоры с партнерами?
– Да.
– Хорошо. А то, знаете, в государственных конторах много людей согласных разговаривать ни о чем до конца рабочего дня. Это я не в ваш адрес, а вообще…
– Я понял. Так каков ваш конструктив?
– Гм… Вы не так давно вывезли значительную часть мусора на свалку «Дюны».
– Было дело.
– Если взять за основу нашей с вами сметы себестоимость вашего самовывоза с территории фабрики, не включая в нее штрафные санкции от города, да накинуть на нее умеренный и приличный процент рентабельности, то…
– Пятнадцать процентов.
– Как пятнадцать? Двадцать пять?
– Раньше двадцать пять, ныне пятнадцать. Со временем представления об умеренности и приличиях меняются.
– Давно ли так?
– Лет восемь уже.
– Да, небогато, если представить объем и смысл предстоящего.
– Может, вам заложить в вашу с нами смету и положить на себестоимость общефабричные накладные расходы?
– Хорошо бы. А сколько это?
– Около двух тысяч процентов. Но тогда, чтобы расплатиться с вами, нам придется продать с себя все, вплоть до фабричной трубы.
– Ага, господин Яблонски. Это вы опять так шутите? Изволите надо мною прикалываться?
– Что касается уровня накладных общефабричных расходов, я не шучу и не это… не прикалываюсь, как вы изволили сказать. Они под две тысячи, увы. В других госпредприятих бывает и повыше: социалка, бесхозяйственность, гражданская оборона, безвозмездные перечисления…
– Я не о них.
– В остальном же, господин Сигорд… Погодите. Я прикрою дверь, а то от этих сквозняков и до пенсии мне будет не дожить.
– А-а…
– Год еще, отвечаю, до этого вожделенного дня, меньше года, гораздо меньше. Вот-с. Кофейку, чайку не желаете?
– Нет, спасибо.
– С вашего разрешения, я себе налью. Расслабьтесь, все равно спешить вам некуда, у нас в управлении тотальный обеденный перерыв; а мы с вами продолжим говорить о деле. На чем мы остановились?
– Что я хочу обмануть фабрику в вашем лице и загибаю невиданные бабки за свои мелочные услуги.
– «Загибаю невиданные бабки»? «Прикалываюсь»? Неужто я действительно употребил все эти кошмарные жаргонные словечки?
– Нет, нет, это я самостоятельно попытался перевести для себя на барахольский язык. По роду своих дел я часто проезжаю мимо барахолки. Но мне, так же как и вам, вполне доступен иной язык. Даже если вам кажется иначе.
– Не сердитесь, господин Сигорд. Давайте будем относиться к людям теплее, и начнем-таки с вас и с меня.
– Не возражаю.
– Мусор, опилки наши, очистки, ошкурки, оттески – стоят денег. Я восемнадцать лет стою, теперь сижу – раньше бегал – на этой должности и все о ней знаю, вы же понимаете. Так вот, когда я был помоложе, я осаждал последовательно всех четверых директоров нашей лавочки, и главных инженеров без счета, и предлагал им… О, вы не представляете, что я им предлагал и что находил! Дорожное строительство, цирки, зоопарки, высотное и малоэтажное строительство, парковое благоустройство, метрострой – всюду, всюду мы могли бы получать денежки за свои отходы – и нигде их не получили. Сами могли бы перерабатывать и продавать – никс нихиль!
– Почему?
– А зачем? У нас был договор с военными. Что еще надо?
– А деньги?
– А деньги государственные, и размеры премий, бонусов, окладов никак не зависят от успехов нашей фирмы «Сказка».
– Но ведь вы же сами сказали, что договор с военными прекращен…
– Во-первых, я вам этого не говорил, и на любом следствии отопрусь. Вы сами разнюхали, а где – не мое дело.
Сигорд впервые за весь визит улыбнулся.
– Ладно, сам разнюхал, я не против. Давайте и мне чайку, если можно… без молока и послабже, с кипяточком. А во-вторых?
– Во-вторых… Вы знаете, господин Сигорд, я не антисемит, у меня есть друзья среди евреев… Столько хватит, или долить?..
– Ну, это за километр видно, господин Яблонски!
– Напрасно смеетесь. Но когда я смотрю на господина Моисея Левицки, нашего главного инженера, я очень нередко думаю, что другой Моисей напрасно так скоро вывел евреев из пустыни в людные места, слишком много идиотских генов осталось внутри бедного еврейского народа! Месяц назад я к нему подходил – и что вы думаете?
– Что вы это сделали в последний раз.
– Да. Вы что, подслушивали мои мысли? Он вообще меня чуть не уволил, запердыш. Они уже, оказывается, нащупали каналы в Министерстве Обороны и в Секретариате Президента, и в скором времени надавят на нужные клавиши, вы же понимаете! И нам опять позволят вывозить мусор на другой военный полигон! А моя задача – тихо досидеть до пенсии. Тихо сидеть и тогда никто не даст мне пинка. Так он сказал прямым текстом.
– Я всегда подозревал, что процент ослов среди евреев – тот же, что и у негров.
– Нет, ну все-таки пониже, наверное. Хотя я не расист…
– Угу, не расист, и у вас есть друзья среди негров.
– Нету ни одного, но все-таки я не расист, или ненастоящий такой расист, игрушечный.
– Знаете поговорку на этот счет?
– Нет. Какую поговорку, господин Сигорд?
– Если белый человек не любит краснокожего – он расист, если краснокожий не любит белого – он индеец.
– Смешно. На чем я остановился?.. Да, и поэтому ваши стимулы мне очень даже понятны: срубить с нас за избавление от отходов и симметрично срубить с кого-то за поставленное сырье. Не так?
– Сказано остроумно.
– Нет, ну не так, что ли?
– Так. Но.
– Как всегда это «но». Куда же нам без него, без этого важного слова. И что – но?
– Любая идея только тогда хороша, когда она воплощаема. В результат. В деньги. В мечту, на худой конец. Иначе все люди лежали бы себе на тахте и фонтанировали бы себе миропотрясающими идеями. И
