короче обоих соседей по календарю, но прибылей принес как большой: ровно двести двадцать тысяч, чуточку больше расчетных двухсот, да оно и к лучшему! Вот если бы меньше расчетных – тогда вздохи и досады были бы окрашены в более темные тона. А сейчас – в более розовые, ибо посвящены они растущим неудовлетворенным потребностям, а не текущим неудовлетворенным. Разница меж ними очень и очень велика.
– К первому марта у нас на позициях сосредоточено шесть дивизий.
– Чего, каких дивизий, Ян? Опять наш Господин Президент чего-то затеял? Теперь уже новому дураку неймется?
– Да нет! Это я так про себя обозначил наши оборотные средства, с которыми мы начинаем последний месяц первого квартала: шестьсот тысяч талеров на нашем расчетном и биржевом счету готовы к бою. На расчетном, правда, чуть побольше, но мы обременены некими обязательствами перед личным соста…
– Совсем ты чокнулся на милитаризме, я смотрю. Это ты жалкие сто тысяч талеров дивизией называешь? Батальон, да и то недоукомплектованный. Личный состав, к бою, шеренги… Что с тобою происходит, а, Яблонски? Какой-то ты такой…
– Ничего не происходит, устал я.
– Сейчас не до отпусков.
– Понимаю. И не в отпуске дело – устал я большой усталостью, стар стал.
– Брось… Стар он стал! Линду то и дело за девичьи плечи цапаешь, задушевно так… Почти по- отцовски.
– Это по привычке, а не от вожделения. Я в ее сторону ничего такого в намерениях не имею, зря вы так.
– Это ты зря, если не имеешь… – Сигорд потянулся было к пиджаку за сигаретами, но передумал, голова вдруг заболела от резкого наклона.
– Все шутите. Нет, я устал и давно хотел с вами поговорить по данному поводу…
– Если уйти – то в твоей доле еще нет миллиона, Ян. Потерпи, пока хотя бы до прежнего догоним.
– Плевать я хотел на миллионы, у меня равновесия в душе нет. Жить не для чего.
– То есть как это? – Сигорд немедленно снял автодозвон с телефона – (мэрия подождет, туда не срочно), не поленился – сам прикрыл дверь кабинета и подтащил стул в сторону Яблонски. – Что случилось, толком говори? Что, деньги?
– Не-ет, я же уже сказал, что деньги ни при чем…
– Ну, ну?..
– Не знаю, зачем я живу. Когда матушка была – вроде бы всегда я при деле, при заботе, всегда родная душа рядом… И некогда ни о чем постороннем думать, ни о будущем, ни о собственной старости, ни о деньгах тех же…
– Так, понимаю…
– Да ничегошеньки вы не понимаете! Нет, погодите! Раз уж попросили говорить, я скажу! Вы своим делом живете, оно вам отца и мать заменяет, семью и любовницу, и хобби в придачу. Идеи, вон, генерируете. А мне все по самый пепел обрыдло, я… Я не знаю, чего я хочу. Сам не знаю. Только понимаю, что мне нужен покой, стабильность, мало к чему обязывающее занятие и… размеренность, что ли… Важность, либо псевдоважность моего повседневного бытия. Но только чтобы не в шашки на дворе с такими же стариками… Шахматы с вами – не в счет, это другое. Понимаете?
– Теперь не очень. – Сигорд поскрипел ладонью о небритый подбородок (значит, опять в конторе ночевал, хотя и скрывает). – Но догадываюсь, что речь идет о поиске смысла жизни.
– Опять смеетесь…
– Не смеюсь я.
– Смейтесь, смейтесь… Я, кстати, знаю, о чем вы сейчас думаете.
– Да-а? И о чем же?
– О том, что нужно сходить в табачную лавку за сигаретами. Иначе жизни вам нет, все ваши мысли не здесь, а там. – Сигорд аж поперхнулся от неожиданности, хотя ничего не пил в этот момент, не жевал и не курил.
– А с чего ты так решил?
– Но я угадал? Нет, вы честно скажите?
– Допустим.
– Потому я так решил, что воздух в кабинете прокурен тяжело, устойчиво. Потому что глаза у вас как у кролика, а на щеках и под носом щетина. Стало быть, домой вы не ездили и всю ночь сидели здесь. И курили. И все соски ваши дымучие закончились, и вы не знаете, кого послать, потому как сами-то устали за ночь и лень вам самому идти. Вот почему я так подумал и решил.
У Сигорда около четырех утра жестко и неотвязно прихватило сердце, и с той поры по настоящий момент он выкурил всего две сигареты, так что сигаретная пачка была наполовину полна, кроме того, в бардачке лежала запасная, тоже едва початая, почти полная. Не в сигаретах дело – под ребрами и в висках ныло нешуточно, Сигорд мечтал не о куреве, не о деньгах, не о чашечке кофе, но лишь об одном: добраться до кровати, рухнуть туда, лежа запить лекарство и вырубить сознание на несколько часов, отдохнуть. Все его существо жаждало покоя и безмыслия, но зачем кому-то, пусть даже и Яну, да хоть сыну родному – об этом знать?!
– Я же говорю – гений. Но вопрос с куревом решается сам собой: мне нужно ехать домой, по разным всяким хлопотным делам, поэтому никого, кроме меня, никуда посылать не надо, сам куплю по пути. А к вечеру я вернусь, и мы подобьем итоги первого осеннего дня. Справишься без меня?
– Постараюсь.
– Ты уж постарайся. Кстати, насчет смысла жизни – примчалась мне в голову одна идея полностью удовлетворяющая всем твоим высказанным пожеланиям… – Круглые бровки Яблонски задрались еще выше обычного, в знак внимания и интереса, но глаза его были не более чем вежливы – не ждал он от идей Сигорда на данную тему ничего стоящего, кроме насмешливого подвоха. И ошибся, хотя и не ошибся.
– Если все у нас наладится с бизнесом, а у меня с квартирой – могу взять тебя в мажордомы, в домоправители. Помнишь историю про мажордома, что Рик нам рассказывал? Да, все будет как ты хотел: значимость, ритуалы, стабильность, размеренность, покой львиную долю суток… Ливрея, если пожелаешь, на твой индивидуальный вкус и цвет. В шахматишки будем игрывать более-менее регулярно, почаще нынешнего. А? Как тебе?
– Ловлю на слове. Согласен, Сигорд, мне это подходит. Должен ли я буду взамен вернуть вам свою долю в «Доме фондовых ремесел»? Это я к тому, что все равно согласен, меня устраивает.
Ну ни фига себе! Чего-чего не ждал Сигорд от Яблонски – так это согласия в ответ на такое предложение, но он справился с замешательством мгновенно, время не тянул, даже и откашливаться не стал:
– Заметано. Нет, мне твоя доля напрочь не нужна, и более никогда, слышишь, к этой теме не возвращайся. Итак: после того, как мы восстановим прежние финансовые силы, ты имеешь законную и неотъемлемую возможность свалить с данного места работы и стать мажордомом-домоправителем у меня в жилье. С правом пожизненного найма и произвольного ухода по собственному желанию. Зарплата – по среднему, в сравнении с прежним местом работы, то есть твоим нынешним. Так?
– Вы не забудете о своих словах?
– Зачем же забывать? Подготовь впрок договор, чтобы все честь по чести.
– Стоит ли плодить формальности, Сигорд? Я вам и на слово поверю, как всегда верил. С подобным же договором над нами смеяться будут.
– Да черт с ними, пусть. А кто, кстати, будет смеяться?
– Ну… Нотариус, не профсоюзы же… Договор-то не типовой.
– Улыбнется – потеряет клиентов. Что же касается профсоюзов, то на моей территории этого сраного социализма не будет, пока я жив. Профсоюзов нам еще не хватало, коллективного, извините за выражение, договора, между нанимателем и трудящимися фондового рынка. Ты поменьше умничай, а лучше садись за бульдозер и сгребай червонцы, вон – строчки уже побежали вниз по белу полю. А я поехал.
Скрипели ребра, болело сердце, болела голова. Позвонил сын, Сигорд снял левую руку с руля, на ощупь достал мобильный. Пришлось перенести встречу на завтра, потому как сил больше не было – общаться с
