сунул руки в карманы, тотчас вынул их и подошел к столу. – Где они, давайте?
– Я пошутил. Купишь через шестьдесят минут, да хоть через сто, но сначала я должен выслушать мнение твоего аналитического аппарата, потому как страшно пихать целый миллион в авантюру. Читай мою записку, там все: справка по «Фибойл», по министру, по местам, где они бурят, по родственным отношениям в президентских конюшнях и так далее…
– Гм… Сигорд… Я ознакомился. Знаете, мне сейчас это уже не представляется такою авантюрой, как два часа назад. Гм… В горле пересохло. Могу я, наконец, чаю попить? Черт, у меня от вашего дыма в голове звон и в горле хрипы.
– Пей, Яблонски, пей. Прочитал – теперь пей. А то с твоими священнодействами и псевдокитайскими церемониями чтение на год бы растянулось. Я только одну и выкурил в твоем кабинетике, тоже ведь волнуюсь! Одобряешь, короче?
– Да. Пойду, куплю, еще вдруг кончатся, пока мы тут… А потом уже попью вволю и вы меня тогда не дергайте, я попросил бы.
И пришла зима, и прошла зима, и подступил сентябрь.
Сигорд и Яблонски много волновались в эту зиму, но то был не самоубийственный трепет заигравшихся банкротов, ставящих на кон последнюю банкноту промотанного состояния, а кураж удачливых игроков, у которых все получается, за что бы они не взялись: ставь на красное, на черное, чет, нечет, ряд, сектор, номер, зеро – все выигрывает! Пять миллионов талеров за эти зимние месяцы превратились в одиннадцать, а «инсайдерский» миллион, вложенный в варранты «Фибойл» – вернулся и привел за собой еще четырнадцать!
Миллион компаньоны растратили на оргтехнику, мебель, на премии себе и сотрудникам, на возвращение кредита по закладной, а остальное, в виде нескольких банковских бумажек, выстроили перед собой на столе, в кабинете у Сигорда, и непечатно спорили – дивизия это, или уже целый корпус. Сигорд стоял за дивизию, а мечтательный и порывистый Яблонски готов был считать заработанные двадцать пять миллионов целой армией. Как всегда в принципиальных спорах победил Сигорд, поскольку он был начальник и владелец контрольного пакета.
– Будет у нас миллиард – тогда армия.
– Миллиард талеров – это слишком большая сумма, чтобы думать о ней всерьез.
– А кто говорит о талерах??? Миллиард талеров – это и есть твой дурацкий корпус. Я же говорю о долларах.
– А не о фунтах, часом? Хотите, я дам вам градусник?
– Фунт – валюта вражеская, нам она ни к чему, а за твои подколки я накажу тебя немедленно, выкурив вот эту сигарету прямо здесь. Если бы у нас был хотя бы один миллиард британских фунтов стерлингов, я бы сказал, что это фронт. Даже не фронт, а Вооруженные силы державы под гордым названием «Дом фондовых ремесел»! А ты бы в них был Верховным Главнокомандующим. О как!
– Я – главнокомандующий??? А вы тогда кто? Господь Бог?
– Нет, просто Господин Президент. Я не гонюсь за славой и почестями, ты же знаешь.
Глава двенадцатая,
в которой главный герой на себе убеждается, что проще страдать натощак
После завершения мегауспешной спекуляции с варрантами «Фибойла», Яблонски в очередной раз обозвал Сигорда гением, но тот не возразил, считая это вполне заслуженной похвалой. Однако, четырнадцать миллионов прибыли на один вложенный миллион – подобных «беспошлинных» чудес не бывает, да и не было. Сначала Сигорд с Яблонски вдоволь жгли нервные клетки, переживали за судьбу своего вложенного в неизвестность миллиона, потом уже, когда чудо свершилось и акции «Фибойла» поперли вверх, к заветным пятидесяти талерам за акцию, перевалив через границу между прибылью и убытками и продолжив рост, потом пришла пора терзаний между осторожностью и жадностью, между острым искушением «зафиксировать прибыль» и бешеным азартом продолжать наращивать барыши. Время ожиданий и терзаний благополучно иссякло, варранты удалось сбросить почти на самом пике, по пятнадцати талеров, а сами акции «Фибойла» доросли до шестидесяти шести с половиной и приостановились, то есть – закачались туда-сюда вокруг новодостигнутого уровня стабильности. Но на этом тревоги «Дома Фондовых ремесел» не прекратились, потому что в дело вмешалась Федеральная комиссия по ценным бумагам: почему и на каком основании за считанные месяцы случился столь ошеломляющий рост курса акций компании «Фибойл»? Которая сверхгигант и гордость отечественной индустрии, но отнюдь не шутиха и не праздничный фейерверк? Почему ряд высокопоставленных чиновников некоторых министерств, люди ответственные и неазартные, отнюдь не обремененные баснословными окладами, накануне бурного роста вдруг вкладывают все свои свободные средства в казалось бы заведомо убыточные ценные бумаги? Причем не непосредственно в акции, это еще можно было бы понять, а именно в варранты, которые даже во времена процветания фирмы-эмитента далеко не так надежны, совсем ненадежны? И некоторые представители фондового бизнеса – почему ринулись вслед за чиновниками? С умыслом или по наитию? Господин Президент желает точно и подробно знать, он дал нашей комиссии все необходимые полномочия, чтобы выяснить все досконально.
Сигорд, глава и владелец «ДФР», в отличие от министров, заместителей министров, иных чиновников, имел право вкладывать свои средства куда пожелает, каковым правом он и воспользовался на абсолютно законной основе, с соблюдением всех принятых юридических норм и в рамках тех лицензий, по которым его фирма работает. Кроме того, он лично и его фирма никогда и ни с кем из чиновников ни одного из министерств ни разу не поддерживали деловых отношений, никого из них не имели в списке своих клиентов, это легко проверяется по архивам. Далее, если уважаемая комиссия сопоставит факты в их хронологической последовательности, то она обнаружит, что господин Сигорд выкупил варрантов на сумму в один миллион талеров, в то время как свободные средства фирмы, они же оборотные для нас, составляли свыше шести миллионов талеров и были употреблены на традиционные, то есть рутинные, то есть повседневные биржевые операции. Таким образом, рисковая составляющая инвестиционного портфеля ЗАО «Дом фондовых ремесел» не превышала семнадцати процентов от общего объема, следовательно, была даже ниже в среднем принятой на мировом биржевом рынке. Что? Да, и ниже, чем на отечественном, разумеется. У нас все чисто и честно, уважаемые члены комиссии, и мы не меньше вашего заинтересованы, чтобы все участники, не только мы, играли по закону.
– Вы хотите пояснить свои слова по поводу «всех» какими-нибудь конкретными примерами, ссылками? Кто конкретно, в каких сделках и проектах был нечестен и преступал закон?
– Нет, это я на уровне мечты и общих пожеланий. Чтобы все были в равных условиях перед законом. Такова внутренняя политика господина Президента, об этом он неоднократно заявлял и предметно принимал и принимает соответствующие решения. Мы, наша фирма, очень заинтересованы в этой политике!..
– Но не настолько, чтобы их задабривать, ревизоров нюханных, давать им взятки и презенты. Молодец, Ян! Я чуть не разрыдался, слушая твою вдохновенную речь перед этими инквизиторами. Вот чего не хватало Джордано Бруно – убедительности и моральной поддержки со стороны господина Президента.
– Все-таки, вы циник, Сигорд. А я считаю, что мы честно отбоялись и отпереживались за свои четырнадцать миллионов, и даже с лихвой. Откуда мы могли знать, что это не слухи, а информация? Какая- то маникюрщица, какой-то подруге, от какой-то клиентки… Бред да и только.
– Но он принес нам деньги, этот бред.
– Оно верно. И все-таки, будь мы поувесистее, помясистее, господа из комиссии обязательно нарыли бы нам нечто фатальное: либо двоюродная племянница брата моей свояченицы работала уборщицей в одном из офисов «Фибойла», либо вы, с каким-нибудь министром, стояли рядом в очереди за бесплатными буклетами на сезонной распродаже… Им нужны жертвы и пожертвования, вот они и находят их про запас. Лишних попугают и отпустят за приличное вознаграждение, остальных свяжут – и на алтарь Немезиды, горлом к зрителям, как вы любите говорить… Просто шерсти с нас немного, вот они и не стали связываться. А так могли бы.
– Пока они нас два месяца вопросами мурыжили, мы еще двадцать пять миллионов заработали, Ян, удвоились и, таким образом, вернулись в прежнее состояние, в прямом и переносном смысле этого слова. Впрочем, инфляция и упущенное время делают нынешнее положение несколько менее привлекательным,
