Если им сразу же не давали желаемого, они прибегали к насилию. Большинство убийств было следствием нежелания или неспособности жертвы раскошелиться248. Мебель и другие вещи погружались обычно в военные поезда для отправки на Дон, на Кубань, в терские поселения; иногда вещи уничтожали или отдавали крестьянам, находившимся неподалеку с тележками и сумками наготове. Процесс этот, вершителями которого были вооруженные люди, проходившие, благодаря капризам военного счастья, много раз из конца в конец тех же самых территорий, привел к тому, что у евреев методично и раз за разом изымались все их накопления и имущество; первыми жертвами становились богатые, а когда у тех ничего не оставалось, очередь доходила до бедных.
Практически везде погромы сопровождались изнасилованиями. Жертв насилия нередко убивали.
Иногда погромы принимали религиозный оттенок, приводя к осквернению еврейских молелен, уничтожению свитков Торы и других предметов культа; в целом, однако, религиозные соображения играли здесь значительно меньшую роль, чем мотивы экономические и сексуальные.
Первый большой погром произошел в январе 1919 г., в городке Овруч на Волыни, где атаман по имени Козырь-Зирка, один из сподвижников Петлюры, порол и убивал евреев, добиваясь от них денег249. Затем прошли погромы в городах Проскуров (15 февраля) и Фельштин250. За ними последовали убийства в Бердичеве и Житомире.
Петлюра, бандами которого производилась большая часть этих акций, сам насилия против евреев не поощрял — например, в июле 1919 г. он даже издал приказ, запрещающий антисемитскую пропаганду251. Однако у него не существовало полного контроля над войсками, которые если что-то и связывало воедино, это антибольшевизм, легко переходивший в антисемитизм. Когда, вслед за германской эвакуацией, Красная Армия заняла Украину, проводимая ею политика в короткое время восстановила все местное население против большевиков; а поскольку среди них было немало евреев, различия между теми и другими начали стираться. Антонов-Овсеенко, находившийся на Украине в качестве ленинского проконсула, указывал в секретном донесении в Москву как одну из причин враждебного отношения украинского населения к Советам «полное пренебрежение к предрассудкам местного населения в области отношения к еврейству», под чем он безусловно подразумевал использование евреев как деятелей советских органов государственной власти252.
В начале 1919 г. на Украине появились банды Григорьева, опустошившие нижнее Приднепровье от Екатеринослава до Черного моря. Армейский офицер, служивший в Первую мировую войну, он сначала поддерживал Петлюру, однако в феврале 1919 г. переметнулся к большевикам, назначившим его начдивом. Стоявший во главе 15-тысячного отряда, набранного в основном из крестьян Южной Украины, имевший полевые орудия и броневики, Григорьев представлял грозную силу: достаточно грозную, как мы уже видели, чтобы в марте 1919 г. одержать победу над находившимся под командованием французов Херсонским гарнизоном. В начале апреля он захватил Одессу.
К концу того же месяца Григорьев начал, однако, выступать против комиссаров-коммунистов и евреев. Открыто он порвал с большевиками 9 мая, отказавшись повиноваться приказу переместиться со своими силами в Бессарабию для поддержки коммунистического правительства в Венгрии: его бунт нарушил планы Москвы воссоединиться с коммунистической Венгрией и привел к падению этого будапештского правительства253. Восстав, Григорьев захватил Елизаветград, где издал «Воззвание», призывающее крестьян идти на Киев и Харьков и свергать там Советскую власть. Именно в Елизаветграде его людьми был совершен самый страшный по тем временам погром, настоящая оргия грабежа, убийств и изнасилований, продолжавшаяся три дня (с 15 по 17 мая)254. Григорьев поносил «носатых комиссаров» и поощрял своих людей грабить Одессу, имевшую значительное по численности еврейское население, покуда она «не рассыпется в пух и прах»255. В конце того же месяца банда Григорьева была уничтожена Красной Армией; всего она совершила 148 погромов. Сам атаман расстался с жизнью, попав к Махно, который заманил его на переговоры и приказал убить256. Люди Григорьева, «вдохновленные этим проявлением бандитского искусства, по большей части перешли к Махно»257.
Сразу вслед за гибелью Григорьева волна погромов приостановилась, но затем снова возобновилась и приняла беспрецедентно жестокие формы в августе, когда деникинские казаки и петлюровские украинцы стали приближаться к Киеву, оставляя за собою разруху и опустошение258.
В августе и сентябре, когда Добровольческая армия шла от победы к победе и взятие Москвы казалось неотвратимым, белые утратили последнюю осторожность: им стало все равно, что о них думают в Европе. Продвигаясь на запад и захватывая последовательно Киев, Полтаву и Чернигов, служившие в рядах белых казаки одну за другой одерживали победы и в погромах. Опыт тех летних месяцев, по словам одного историка, продемонстрировал, что там, где речь шла о евреях, было позволительно с полной безнаказанностью давать волю животным инстинктам259. Не предпринималось никаких попыток оправдать эти зверства; в тех случаях, когда оправдание все же требовалось, евреев обычно обвиняли в симпатии к коммунистам, в предательском отношении к белым, на которых они якобы «нападали из-за угла».
Погром, учиненный в Киеве между 17 и 20 октября терскими казаками, унес примерно 300 жизней. Ночь за ночью группы вооруженных людей вламывались в еврейские жилища, грабили, избивали, убивали, насиловали. В.В.Шульгин, монархист и редактор антисемитской ежедневной газеты «Киевлянин», описывает виденное им следующим образом: «По ночам на улицах Киева наступает средневековая жуть. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинается душу раздирающий вопль. Это кричат 'жиды'. Кричат от страха. В темноте улицы где-нибудь появится кучка пробирающихся 'людей со штыками', и, завидев их, огромные многоэтажные дома начинают выть сверху донизу. Целые улицы, охваченные смертельным ужасом, кричат нечеловеческими голосами, дрожа за жизнь. Жутко слушать эти голоса послереволюционной ночи... Но все же это подлинный ужас, настоящая 'пытка страхом', которой подвержено все еврейское население»260. По мнению Шульгина, евреи сами навлекли на себя свои беды, и беспокоился он только, не вызовут ли погромы симпатии к ним.
Самый страшный погром из всех произошел в местечке Фастов, небольшом процветающем торговом центре к юго-западу от Киева, где жило 10 000 евреев; там с 23 по 26 сентября бригада терских казаков под командованием полковника Белогорцева провела нечто вроде нацистской Aktion: не хватало только фургонов со специальными приспособлениями для напускания угарного газа. Вот описание, которое дает очевидец: «Казаки рассыпались на множество отдельных групп, человека в три-четыре каждая, не более. Но действовали они не зря... а по одному общему плану... Ворвется группа казаков в еврейский дом, первое их слово: 'деньги!». Если окажется, что тут были уже казаки и все уже забрали, то они немедленно требуют хозяина дома... ему наматывают на шею веревку; один казак берет веревку за один конец, другой — за другой конец и начинают душить, а то и повесят, если на потолке окажется крюк. Если при этом кто-нибудь из присутствующих заплачет или начнет просить пощады, то его — будь это даже ребенок — бьют смертным боем. Само собою разумеется, что семья отдает последнюю копейку, лишь бы избавить родного от муки и смерти. Если же денег все-таки нет, то казаки душат свою жертву до потери сознания, затем отпускают веревку; несчастный падает, таким образом, замертво на землю, и тогда его ударами приклада или даже обливанием холодной водой приводят в чувство. 'Дашь деньги?' — спрашивают его мучители. Несчастный божится, клянется, что у него уже ничего нет, что все отобрано прежними посетителями. 'Ничего, — говорят ему злодеи, — дашь'. Опять набрасывают ему веревку на шею и опять душат и вешают. Это повторяется раз пять-шесть... Я знаю о многих домохозяевах, которых казаки заставляли поджечь свои собственные дома, а затем саблями и штыками загоняли их, а также тех, которые выбежали из сгоревших квартир, обратно в огонь, заставляя их, таким образом, сгореть живыми в огне...»261 В Фастове жертвами становились в основном люди пожилые, женщины и дети: молодые и здоровые мужчины, по-видимому, разбежались и попрятались. Убиваемых заставляли раздеваться донага, иногда пытали, приказывали им кричать: «Бей жидов, спасай Россию» и рубили кавалерийскими саблями; трупы бросали на съедение собакам и свиньям. Сексуальные надругательства имели место практически так же часто, как грабежи: женщин насиловали повсеместно, иногда на глазах у публики. Избиение в Фастове унесло, по некоторым сведениям, до 1300—1500 жизней*.
* Шехтман И.Б. Погромы Добровольческой армии на Украине. Берлин, 1932. С. 109—114. См. также свидетельства других очевидцев: Там же. С. 333—348. Посетивший Фастов с инспекцией вскоре после
