— Господин Дюкр!
— Вы передали мне не все распоряжения Пормкваля? — раздраженно спросил историк.
— Простите меня…
— За что, капитан? Вы верны городу, который поклялись защищать.
— Да. Но те солдаты на стенах… Им не позволено находиться ближе… Надеюсь, вы меня понимаете. И им это очень не нравится.
— Они не одиноки в своих чувствах. Спасибо, капитан Кенеб. Идите.
Дюкр въезжал в городские ворота самым последним. Проход опустел. За стенами не осталось ни одного способного двигаться беженца. Это не означало, что на подступах к воротам вообще не было живых. Но им не хватало сил даже на последние двадцать — тридцать шагов. Возможно, кого-то из таких беженцев еще можно было спасти. Однако даже гарнизонные солдаты больше не решались выйти за ворота. Скорее всего, они получили новый приказ, категорически запрещавший им это.
Ворота пока оставались открытыми. Дюкр въехал в город, остановился. Он развернул лошадь и в последний раз взглянул на север. Пыльное облако теперь висело над ближайшим к Арену холмом. Телесное зрение историка смешалось с внутренним, и он увидел ослепительно сверкающее копье вихря Дриджны. Его взгляд проник еще дальше на север — через реки, равнины, горы — и достиг города совсем на другом берегу. Однако это видение ничего ему не сказало. Он было слишком быстрым для понимания. Испуганная душа историка поспешила вернуться обратно.
«Дорога в сотни лиг, выложенная трупами. Нет, такое вне моего понимания. Да и любой, кто еще сохранил разум, этого не поймет».
Дюкр тронул поводья и поехал дальше. Караульные возле ворот расступились, пропуская его. На солдат, заполонивших стену, он старался не смотреть. И даже их радостный клич, разнесшийся над Ареном, показался ему рыком зверя, который вырвался на свободу.
Тени беззвучными волнами плавали над бесплодными каменистыми холмами. Апторианский демон еще раз обвел своим большим блестящим глазом окрестности, затем опустил продолговатую голову и взглянул на мальчика, примостившегося возле его ног.
Мальчик тоже внимательно разглядывал мир Тени, пытаясь отыскать в нем что-нибудь привычное. Но ничего привычного, знакомого ему по прошлой жизни здесь не было. Его единственный глаз поворачивался во все стороны, поблескивая множеством граней.
— Отец, это наш новый дом? Мы будем здесь жить? — спросил у демона мальчик.
— Мои соратники почему-то всегда забывают, что в этом мире есть и коренные жители, — произнес кто-то совсем рядом. — О, да я вижу здесь ребенка.
Мальчик поглядел на высокого человека в черном.
— Знаешь, Апт, какими бы благими намерениями ты ни руководствовался, твое упрямое намерение придать мальчишке свое подобие лишь ранит его. И с возрастом эта рана будет все глубже.
В ответ Апт защелкал языком и засвистел.
— Представь себе, ты достиг прямо противоположного, — сказал ему человек в черном. — Теперь он и не человек, и не демон.
Апт вновь заговорил на своем языке. Человек, задрав голову, терпеливо слушал его, после чего слегка улыбнулся.
— Очень самонадеянно с твоей стороны.
Он наклонился к ребенку.
— Ну, здравствуй, мальчуган.
Мальчик робко поздоровался.
Бросив еще один раздраженный взгляд на демона, человек подал мальчику руку.
— Меня зовут… дядя Котиллион.
— Этого не может быть, — неожиданно произнес мальчик.
— Почему?
— У тебя совсем другие глаза. Они очень маленькие, и ты пытаешься видеть ими одновременно. Должно быть, они у тебя слабые. Идя сюда, ты прошел сквозь каменную стену, и деревья всколыхнули мир призраков. Они как будто не знали, что он тоже может здесь находиться.
Котиллион сощурился.
— Стена? Деревья? — Он взглянул на Апта. — Мальчишка что, тронулся умом?
Демон принялся что-то долго ему объяснять. Котиллион побледнел.
— Клобук тебя накрой, — тихо пробормотал он.
Когда он вновь взглянул на мальчика, его взгляд был полон искреннего восхищения.
— Как тебя зовут, мальчуган?
— Пенак.
— Значит, ты помнишь свое имя. Скажи, а кроме имени, что еще ты помнишь… в том мире?
— Помню, как меня наказывали. Мне велели никуда не отходить от отца.
— А как он выглядел, помнишь?
— Нет. Я не помню ни одного лица. Мы ждали, не зная, что они с нами сделают. А потом нас, детей, увели. Отца солдаты потащили в другую сторону. Он думал, что я пойду вместе с ним, но я пошел с другими детьми. Они наказали меня и всех остальных за то, что мы не делали, как они велят.
Котиллион внимательно слушал.
— Вряд ли у твоего отца, Пенак, был какой-то выбор.
— Но враги тоже были чьими-то отцами. Там были и женщины — чьи-то матери и бабушки. Они все очень злились на нас. Они забрали нашу одежду и обувь. Они были настолько злы, что забрали у нас все. А потом они нас наказали.
— Как они это сделали?
— Они прибили нас к крестам.
Котиллион надолго умолк. Когда он заговорил снова, его голос звучал глухо и безжизненно:
— Итак, ты все помнишь.
— Да. И я обещаю: теперь я буду делать то, что мне велят. Все, что скажет мой новый отец. Обещаю.
— Пенак, слушай внимательно, что я сейчас тебе скажу… Те люди наказывали тебя совсем не за непослушание. Слушай… это жестокая правда, но постарайся понять ее. Эти люди надругались над тобой и такими, как ты, потому что за вас было некому заступиться. Твой отец… тот, что был у тебя прежде… я уверен, он пытался, но, как и ты, ничего не мог сделать. И ты, и он, и все остальные — вы были беспомощны. Но теперь ты в другом месте. Дядя Котиллион и твой новый отец — мы сделаем все, чтобы ты больше никогда не чувствовал себя беспомощным и бессильным. Понимаешь?
Пенак посмотрел на Апта. Тот тихо щелкнул языком.
— Понимаю, — сказал мальчик.
— Мы будем учиться друг у друга.
Пенака это удивило.
— Разве я чему-то могу научить вас обоих?
Котиллион наморщил лоб.
— Ты мне расскажешь, что видишь здесь, в этом мире. Остались еще такие древние уголки.
— Но ты же не слепой. Получается, ты ходишь по этому миру и не все в нем видишь?
— Да. Меня часто удивляло, почему гончие здесь бегают зигзагами, а не по прямой.
— Гончие?
— Скоро ты с ними встретишься. Приятные собачки, Пенак. Думаю, они тебе понравятся.
Пенак улыбнулся, обнажив острые зубы.
— Собак я люблю.
Котиллион слегка вздрогнул.
— Уверен, они тебя тоже полюбят.
Потом он снова повернулся к Апту.
