всего этого представлялась неплохая возможность сэкономить в расходах на охрану, на найм саней и лошадей. Складывалось все просто чудесно.
– Хотел было я и впрямь в Булгарию по весне поехать, но если боярин столь любезен, то я рассматриваю это как перст судьбы, которым негоже пренебрегать, – степенно заметил он Коловрату.
– Токмо ты не забудь – послезавтра рано поутру уже выезжаем, – напоследок предупредил его Евпатий. – Ежели запоздаешь – ждать не стану.
Стоя уже у выхода и с видимым трудом сохраняя вертикальное положение непослушного тела, Коловрат еще раз с вожделением покосился на заманчивый кувшин, продолжающий гордо выситься в самом центре стола.
Некоторое время он сосредоточенно сопел, очевидно, размышляя над извечным вопросом «Пить или не пить?», но затем, еще раз звонко икнув, решительно замотал головой и заявил:
– Допрежь медов сладких дела надобно содеять, так что ты мне даже не предлагай. Все равно откажусь!
Он еще раз икнул, напомнил Петеру:
– Чуть свет, не забудь, – и наконец вышел.
– Руссиш швайн, – пробормотал ему вдогон купец.
Действительно, человеку послезавтра выезжать, да не просто в составе посольства, а возглавляя его, а он на ногах не стоит.
Ох и стыдно было Евпатию ехать по улице, изображая вдрызг пьяного. А вдруг знакомые по пути попадутся? Но деваться некуда. Знакомые-то могут встретиться не только его собственные, но и немецкого купца, и что тогда? Едва Петер посетует, как страшно пьют русичи, ссылаясь на боярина Коловрата, так этот его приятель, который встретит Евпатия на улице, тут же его и опровергнет. «Видел я, – скажет, – боярина твоего. Может, он и был чуток под хмельком, но чтоб сильно пьян – не приметил».
Нет уж. Лучше добраться до дома, чуть ли не сваливаясь с коня, тем более что осталось недалеко. Бог милостив, авось не заметят знакомцы. Да вон уж и завиднелся его светлый терем с веселым гривастым коньком на трехскатной крыше.
Что же касается посольства, то тут как раз Коловрат не лгал. Через день трое саней, сопровождаемые двумя десятками хмурых бородачей, и впрямь укатили в сторону Риги – «морковку» нужно было срочно показывать ослу. Петер тоже не сплоховал, вовремя подоспев к санному поезду.
Ехали резво. Сытые кони отмахивали по замерзшей речной глади чуть ли не по сто верст за день. В крупных городах путники задерживались только для ночлега. Немного дольше, но и то всего по одному дню, они провели в Полоцке, Гернике и Кукейносе.
Какие указания давал начальникам местных гарнизонов боярин, Петер не слышал, но краем уха уловил, как Коловрат уже на ходу напоминал оставить на стенах самых что ни на есть плохоньких людишек, да тех, у кого не в порядке со здоровьем. Опасения городских воевод, торопливо поспешавших вслед за ним, отметались им сразу и категорично:
– Неужто вы хуже, чем орденские рыцари, кои в замках зачастую всего по пять человек оставляют? Вы ж русичи. К тому же сами виноваты, – отчитывал он их. – Разленились тут, вдали от князя-батюшки, заместо того чтоб ливов в учение брать. Глядишь, сейчас и забот бы не было. Чтоб к лету взяли не менее двух сотен в учебу. А то разъелись. И нынче же стряпухам повелите, чтоб хлеб на сухари принялись печь.
– Сколь хлеба-то выпекать? – уточняли те.
– По два каравая сухарями у каждого в тороках должно иметься. Дорога дальняя, к морю Сурожскому, не напасется наш князь на всех. И подков, подков готовых припасти не забудьте, – через секунду гремел его голос возле кузни. – Полотна на перевязи побольше прихватите. О нем тоже забывать не след, – распоряжался он уже в противоположном конце двора. – Ныне ворог у нас сильный, сеча лютая будет. И чтоб когда обратно с Риги ворочаться стану, вас здесь и духу никого не было, окромя десятка увечных. Уразумели? – вопрошал он грозно.
Более уважительно Коловрат обращался только с князем Вячко. Ему боярин не приказывал, а советовал, рекомендовал. По сути это были точно такие же повеления, но вежество соблюдалось. А иначе нельзя – князь все-таки.
– Ты уж погляди там, чтоб не больше одних саней на сотню воев приходилось. Обратно-то уже к лету воротимся, все одно бросать их придется, – говорил он уже перед отъездом, в качестве последнего напутствия. – И чтоб не запоздать тоже. Ведаю, что времени мало, но ежели поспешать, то должен ты управиться. Князь Константин Володимерович повелел передать, что у него на тебя вся надежа.
Сидя рядом с Петером в санях, Евпатий все путешествие неспокойно ворочался, ерзал по мягкому сену, ворча себе под нос:
– Ох, чую я – не успеют они вовремя, припоздают к месту.
– А далече то место? – как-то попробовал спросить Петер, но Коловрат лишь настороженно покосился на купца и сурово осведомился:
– А тебе почто знать?
– Я так просто, – перепугался Петер.
– Так просто, – проворчал боярин. – Тебе скажи, иному скажи, а там, глядишь, и монголы проведают.
Однако ближе к вечеру, отведав в очередной раз тягучего, смолистого, ароматного греческого вина, Коловрат становился более словоохотливым и, уже ничуть не стесняясь, считал вслух, загибая пальцы:
– До Полоцка хорошего ходу по Двинскому льду двести верст от Кукейноса. Стало быть, два дни. Далее до Березины еще день кладем. Вниз по ей до града Борисова – опять день долой. Да там еще три дни идти. А вот опосля похуже, потому как там леса. По ним до самого Дона боле полста верст в день нипочем не осилить.
И хотя боярин в открытую так и не сказал, куда повелел прибыть войску рязанский князь, но по названиям городов и количеству дней пути купец сумел-таки сделать соответствующие выводы. По всему выходило, что сбор Константин назначил аж на юго-восточной окраине своего княжества.
Все это Петер и изложил при встрече с рижским епископом, попав к нему на прием намного раньше боярина Коловрата. Отец Альберт долго выпытывал у купца различные подробности, но докладом своего шпиона остался доволен и заверил его в том, что если ему понадобиться торговый кредит, то святая католическая церковь в лице верных слуг готова в любой момент прийти на помощь своему верному сыну.
Новый уговор с рязанским князем епископ подписал очень быстро. Небольшая заминка получилась из-за того, что пару дней пришлось ожидать прибытия из Вендена магистра ордена меченосцев Волквина.
Но и тот, едва прибыв и переговорив с епископом, на другой же день покладисто подписал документ, после чего для русского боярина был устроен веселый пир. Пил Коловрат и впрямь изрядно – как только влезало в него, и когда он наутро зашел попрощаться с епископом, вид имел помятый и растрепанный.
– Да, прав был Петер, – сделал вывод отец Альберт. – Повезло нам, что прислали такого выпивоху.
– Да пес с ним, с русичем этим, – отозвался Волквин, стоящий рядом. – Лучше давай-ка еще раз все обсудим.
Мысль, которую надлежало обсудить, была у них одна на двоих и весьма опасная. Но зато она была и чертовски соблазнительная, как, гм, гм, молодые воспитанницы некоего заведения почтенной фрау Барбары, широко известной по всему городу.
О том, что буквально накануне оба поставили свои подписи на бумаге, подтверждающей длительный, на этот раз сроком уже на семь лет, мир между рязанским князем с одной стороны и епископом и орденом – с другой, никто из них не думал. Это была мелочь, совершенно не заслуживающая внимания.
К тому же разве не грозился сам боярин Коловрат, пускай и в приватной, ничего не значащей беседе с купцом, что Константин непременно разберется с епископом, причем не обязательно дожидаясь окончания перемирия. Тем более что договор заключен со схизматиком. По отношению к ним дозволялось все, да и
