Виктор Поповичев
Транс
Мир духов рядом, дверь не на запоре,
Но сам ты слеп, и все в тебе мертво.
Умойся в утренней заре, как в море,
Очнись, вот этот мир, войди в него.
1
Прихватив дюжину носовых платков, я одним из первых вошел в зал и занял дальний – у батареи центрального отопления – столик. Это было неудобное место – колонна, подпиравшая потолок, скрывала эстраду, и желающих сесть за этот столик не нашлось до самого начала турнира. Я надеялся, что так и останусь один, если кто-то из запаздывавших не придет вовсе. Достал блокнот, карандаш, написал на чистом листе: «Турнир сосновоборских поэтов» – и устроился на стуле так, чтобы видеть отражение эстрады в стоящем у окна зеркале.
– Товарищи! – На пятачок яркого света у микрофона вышла стройная, длиннокосая директриса Дома молодежи. – Сидоров, он только что звонил, должен вот-вот подойти. Минут через десять.
Официантки разносили кофе, мороженое. За соседним столиком тряс бородой, рассказывая что-то смешное, Поповичев.
В зал вошел человек в странном головном уборе. Раздались жидкие хлопки. Сидоров, подумал я, как и те, кто аплодировал, но директриса продолжала сжимать в холеной руке три гвоздики, приготовленные, вероятно, Сидорову.
– У вас не занято? – спросил молодой мужчина, придерживая кончиками пальцев поля шляпы, сплетенной из алюминиевой проволоки. – Можно к вам? – повторил он, бегло оглядев зал.
– Устраивайтесь. – Пряча носовой платок, я кивнул.
– Решил на нашенских поэтов посмотреть… Василий Поляков, – представился он, протянув крепкую ладонь.
Я назвал свою фамилию и улыбнулся, видя, что шляпу мой сосед по столику не снял и, наверное, не собирался снимать.
– Импортная? – спросил я, с любопытством взирая на сплетенное толковым, видимо, мастером матовое чудо: не шляпа, а произведение кружевного искусства.
– Старик один, в Финляндии живет. Спец по соломенным… Куклы делает, коврики. Говорят, он американцам для какого-то фильма трех мамонтов из прутьев сотворил.
Я нагнул голову и высморкался. Аж в подлобье заломило от боли, круги перед глазами побежали. Отпил горячего кофе и виновато глянул на разговорчивого собеседника – мол, прости, друг, но отсюда никуда не уйду.
– Из-за тебя сюда пришел, – прошептал он, перегнувшись через стол, и улыбнулся. – А насморк – мелочь. Моментом удалю. И глаза у тебя покраснели. – Он тронул холодной ладонью мой лоб: – Температура, правда, чуть выше нормы.
– Не надо, парень. – Я отстранил его руку. – Здесь буду сидеть. Мне четыреста слов для газеты…
– А кто тебя гонит? – удивился Поляков. – Поприсутствуем – и ко мне. Я тебя от соплей избавлю.
Приехал Сидоров. Зал приветствовал поэта-авангардиста свистом и топотом.
То ли пыль поднялась, то ли в носу что-то вконец испортилось – на меня напал чих. Около минуты кутал нос в платок. Вроде унял… На эстраду вышел обвешанный цепями авангардист. В его задранных вверх волосах зеленела старинная чернильница с торчащим из нее гусиным пером. Сидоров несколько раз подпрыгнул, звякая цепями, и замер, подняв руку к лицу, нюхая тюбик губной помады.
– «Лобное место», – прошептал он в чуткий микрофон и, сделав паузу, так же тихо: – В дремучих волосах желанья…
Я почувствовал жжение в левой ноздре и… Чхи-и! Запоздало выхватил носовой платок, сунул в него нос…
Короче говоря, пришлось покинуть зал, потому что два дюжих молодца пожелали мне доброго здоровья и прислали записку, в которой было два слова и четыре восклицательных знака: «Заткнись, сука!!!!»
Ничего, подумал я, позвоню Поповичеву, порасспрошу о турнире и состряпаю обещанную местной газете статью.
На улице меня догнал Поляков.
– Сейчас я тебя вылечу. – Он взял меня за локоть.
– Вряд ли. – Я усмехнулся. – Простуда на гайморит наложилась. Не знаю, что сильней мучит, леший расшиби мои болячки. Скальпель – это мне поможет.
– Можно и без ножа обойтись, – сказал он уверенно.
Домой идти не хотелось – жена во вторую смену. Черт их знает, таких Поляковых, Сидоровых: чем они живут, о чем думают?
Проклятый чих и на улице не давал мне покоя. Выкинул мокрый платок в урну и достал свежий. Поляков рассказывал что-то о своем недавнем переезде в Сосновый Бор, о какой-то Милке. И совсем не вязалась его проволочная шляпа со скромной серой курткой из плащевки и стоптанными башмаками отечественного производства.
– Я тут недалеко, в четвертом микрорайоне. Зайдем?