«В кафе „Посох', являющемся аппендицитом фармакологического кооператива, тусовались старатели. Они балдели, упиваясь тамусом, торчали от попсовой музыки. Метелки, похожие богатым прикидом на западных секс-звезд, толклись у стеклянных дверей, стараясь снять клиентов. Одна из таких, зыркая черными полтинниками и нервно перебирая желтые бусы, приблизилась ко мне и, давя косяка, улыбнулась.
– Возьми, бой, кайф на весь вечер гарантирую, – прошептала она, закогтив меня за рукав».
Прочитав несколько страничек рукописи, я взял карандаш, чистый лист бумаги и начал переводить творение Полякова на русский язык.
«По пятницам в кафе „Посох' собирались старатели. Они разговаривали о том о сем, слушали тихую музыку и пили тамус – напиток, напоминающий вкусом и цветом крепкий кофе. У стеклянных дверей этого заведения постоянно дежурили проститутки. Одна из них сейчас стояла у входа, смотрела на меня неестественно черными глазами и нервно перебирала пальцами янтарные бусы.
– Возьми, – прошептала она, дернув за рукав.
– В другой раз, – отмахнулся я и приложил к стеклу удостоверение старателя-профессионала.
– В пятницу заказано, – проворчал швейцар ринувшейся вслед за мной девице.
– Убери руку, пес, – прошептала она, умоляя меня взглядом. Было в ее лице что-то дикое, необузданное. – Пусти… Я с ним.
От нее пахло белладонной. Может…
– Не положено. – Швейцар разрешил мои сомнения – грубо толкнул черноглазую и захлопнул дверь. – А ты, Поляков, не торопись. Для тебя адрес имеется. А эта, – он кивнул на прилипшее к стеклу лицо, – не убежит. За добрую весть, так сказать…
Я сыпанул в его ладонь, отродясь не знавшую физического труда, щепоть мелочи.
– Значит, на мели, – вздохнул он и показал обладательнице янтарных бус, продолжавшей жаться к стеклу, кукиш.
В зале сидело десятка полтора «чижиков» – так называли старателей-наводчиков: в их обязанности входило отыскивание знахарок; они тянули через соломинку коктейли и лениво переговаривались. В дальнем углу я заметил приятеля и направился к нему, но официантка – Машка – остановила меня.
– Шеф интересуется, – сказала она, хитро прищурившись.
– Принеси хлеба с простоквашей, – попросил я и добавил, что всегда любил простоту эстонской кухни. – Или перловки со сливочным маслом и молоком. Жрать хочу.
– Любовь к простоте у тебя от безденежья, – усмехнулась она, гремя мелочью в кармане передника. – Слышала, как ты в Гатчине погулял… Ладно, – шепнула она, посерьезнев. – Адрес есть. Смотри не продешеви.
И ушла.
Вернулась через минуту и провела меня в кабинет директора. Сам председатель фармацевтического кооператива встретил меня у порога и провел под руку к столу, уставленному лакомствами: «пиппаркоок» – пышки со взбитыми сливками, «ежики» из печеночного паштета, тамус.
– Устраивайся, – сказал он, вытирая желтым шелковым платком лысину.
Видимо, от платка по кабинету распространился запах духов «Лима»; только тренированный нос старателя мог оценить работу чудодея-француза месье Лишара, догадавшегося использовать в парфюмерной промышленности лепестки фригийского розового василька.
Угощение строго соответствовало моему вкусу: значит, разговор серьезный. Очень хотелось есть, но я, сглотнув слюну, поднес ко рту бокал с тамусом, отпил глоток и блаженно прикрыл глаза.
– Старатель ты знатный, – сказал шеф, глядя поверх моей головы. – И дело для тебя… Хорошее дельце, интересное. Можем и аванс соответственный оформить, но… – Он долго жевал губами застрявшее во рту слово. – Ты ешь, ешь. – Он двинул ко мне тарелку с печеньем. – Для тебя же сготовлено.
Я взял шоколадное сердечко с белой глазурованной окантовкой, глотнул тамуса и вновь ощутил приятную свежесть во рту и голове. Печенье привезено от старого Соокмана, лучшего кулинара Таллинна. Только он знает секрет смешения имбиря, кардамона и муската, чтобы получился неповторимый букет, свойственный только этому печенью. Значит, подумал я, шеф кровно заинтересован в моем согласии, иначе зачем посылал гонца к Соокману.
– Тот, кто был у старухи в последний раз, получил мозговую травму. Правда, в этом есть и доля нашей вины: она письменно предупредила об отказе сотрудничать с нами… Жаль Дятла.
– Дятел – опытный старатель, – сказал я, почувствовав пробуждение интереса к делу, но вида не показал. – Раз он не сумел, то… Что она может?
– Шизофрению. Проверено. Кроме того… К нам попала микстура. Представь, если попить этой гадости, можно работать в зонах, пораженных радиацией… Чувствуешь диапазон?.. Автографы поэтов, философов имеет. Орешек, надо сказать, бабка. Раскусишь его, фирма не обидит.
«И автографы, и радиация, и шизофрения – не разыгрывает ли? Да какой дурак откажется от такого адреса?»
– Слушаю твои условия. – Шеф вытер лысину и, не мигая, уставился в бокал с вишневым коктейлем.
Я назвал солидную, по моим понятиям, сумму.
Председатель положил на краешек стола фирменные бланки. Достал авторучку. Видимо, вопрос о гонораре уже обсуждался в Совете. Мне надо было запросить больше, и Машка об этом предупреждала… Мы вписали в договор названную сумму и расписались.
– Звать ее Архелая, по паспорту конечно, а в народе – Анна Боринская. Высшее образование: Киевский медицинский. Ее фамилия упоминается в списках сотрудников… Короче, с известными медиками работала.
