Милка протянула мне ветку орешника, чтоб отмахиваться от активизировавшихся насекомых. И чего они, комары, такие злые!
– А давай-ка мы поживем здесь подольше. – Милка глянула на меня ласково. – Знаешь, всю жизнь мечтала попасть на необитаемый остров… И чтоб мужчина со мной, на тебя похожий. Терпеть не могу, когда кто-то заставляет меня жить так, как ему хочется… Отец всегда считал меня идиоткой, которая, если бы не он, давно в подоле принесла. Чушь какая-то! Что я – без мозгов?
– Если все удачно получится, махнем с тобой в тайгу.
– Тайга – это хорошо. Грибы, ягоды, медведи. И я почему-то верю тебе… Сижу и думаю: прямо судьба – ни сном ни духом, а здесь с тобой оказалась. Скажи мне кто неделю назад, что такое случится, рассмеялась бы. Вообще говоря, я строгая дама. На пушечный выстрел не подпускаю к себе легкомысленных мужиков.
«Молодец», – подумал я, вспомнив, как «строгая» дама плескалась в воде нагишом. И все же теплота и доверчивость звучали в немудреных словах девушки. Я вспомнил о фотографиях, привезенных Василием, которые так и не посмотрел.
Милка сползала в палатку и вернулась с половинкой подмокшего батона и конвертом. Подкинули в костер сучьев и стали разглядывать снимки. Их было около десятка. На первом – грязная угловатая девчушка стояла на коленях и вместе с дворовым псом хлебала из его тарелки. Лица видно не было, но бросались в глаза босые и огромные, не соответствующие телу ступни. На втором снимке убогая была запечатлена во весь рост – на голове колтун, повязанный темной лентой, лицо обезображено гримасой боли, ибо чья-то злая рука выкручивала ухо страдалице… Затем мы увидели Валентину в позе, о которой рассказывал нам Василий, – голый зад, обращенный в сторону скалящего зубы парня в ватнике; Валентина, поддерживая поднятое к груди платке, повернута лицом к крыльцу, на котором стоял дед в картузе и с цигаркой во рту. Потом мы долго разглядывали Валентину, снятую во время еды, – она сидела за столом, уставившись в объектив пустыми глазами, ни единой мысли не читалось в ее глазах.
– На ночь только смотреть. – Милка зябко поежилась, придвинулась ко мне ближе. – Ну и харя!
Я перелистнул стопку фотографий и наконец глянул на убогую, снятую после излечения.
Архелая-Анна не могла намеренно калечить Дятла. Может быть, произошло недоразумение… С другой стороны, если она экспериментирует, творя дьявольские микстуры, на ком проверяет?.. На себе?.. Собак у нее нет, разве что куры…
– Не такая она и красавица. – Милка протянула мне снимок девушки в подвенечном платье.
Конечно, эту Валентину ни в коей мере не сравнить с той, что показывала зад парню в ватнике, но и красавицей назвать нельзя. Однако и не дурнушка – макияж сделан опытным косметологом, выступающие ключицы хорошо сочетались с пышной грудью. Было в бывшей сумасшедшей что-то от кустодиевских Венер. Но… При внимательном рассмотрении можно было заметить следы перенесенной болезни: взгляд Валентины все еще хранил пустоту, в которой только-только зарождалась осмысленность, правда этот блик разума делал лицо девушки несколько загадочным и привлекательным, но и напряженным, словно она стеснялась объектива. Однако… Жила, жила в кромешной тьме и вдруг вышла на яркое солнце.
– Кстати, платье на ней импортное. Я видела такое на своей подруге… Жених-то ее – орел. Интересно, а знает он про демонстрацию голого зада и лакание из псовой тарелки?
– Страшно подумать, если узнает. Такие же фотографии мог заполучить и он.
«Чертовски сложная жизнь предстоит этой паре, – подумал я, проникаясь жалостью к людям в свадебных одеждах. – Старуха научилась пользоваться тем, чего не знает нынешняя наука. На ее участке растет сырье для мощнейших транквилизаторов. У нее нет лаборатории, приборов, но она творит свои микстуры. Добра ли ворожея? Или зла? Случай с Дятлом говорит – зла, с Валентиной – добра».
– Прежде чем есть и пить у старухи, осмотримся. Не будем уподобляться Дятлу, хватанувшему ее пойла… И придем к ней как муж и жена…
– Согласна делить с тобой постель по доброй воле и без обязательств, хотя… – Милка прикусила язык, посмотрела на меня дерзко, с вызовом.
– Если бы только знать, за что старуха наказала Дятла.
– Может быть, он выдумал все? Прикинулся чокнутым, чтоб «Посох» ему квартиру дал, пенсию? – предположила Милка.
– Очень и очень сомнительно. Он прекрасно знал! адрес стоит много больше квартиры и пенсии. У меня есть версия, но есть и риск… Вот если бы ты согласилась уехать домой…
– Хватит меня стращать, Поляков. К тому же у меня такое чувство, что кто-то подталкивает меня к тебе, единственному нужному мне мужчине. Клянусь, иногда перед сном я уговаривала все свои чувства, интуицию помочь мне не пройти мимо человека, которому я всю Себя, каждую клеточку…
И она завелась, как тогда, у дорожного кафе. Вновь упоминание о черством отношении отца к самостоятельной и умной дочери, об ущемителях воли и свободы. Правда, ко всему этому сейчас примешались рассуждения о любви: если я правильно понял, Милка… влюбилась, что ли… в меня.
– Послушай, – прервал я ее, – Делюсь с тобой. Ты уже почти все знаешь о деле. Теперь представь, что у старухи есть интересы. Страшные интересы, которые она оберегает. Представь, например, что она знает способ приготовления нового, дешевого наркотика, нужного ей для лечения какой-либо болезни, а может, и для чего-то другого, пусть даже для наживы, обогащения. А Дятел вдруг узнал о темной стороне старухиных дел. Как ей тогда действовать? Убрать свидетеля.
– А как же с Валентиной? – возразила Милка.
– Постой… А если Дятел сам решил наладить наркотический бизнес, но старуха узнала и наказала его… Согласись, нет оснований обвинять Дятла, как и ворожею. Если я хоть на шаг близок к истине, тебе не стоит ввязываться в это дело.
– Я останусь с тобой. Кончим об этом… Тот парень, что похож на покойника, не наркоман?
– Давай рассуждать… Она готовит наркотик для продажи, – значит, она заинтересована в большем количестве клиентов. Зачем ей лечить их?.. Но она знахарка. Ей интересно вылечить наркомана – состоятельные родители много дадут за избавление сына или дочери от такой заразы. Верно?.. Дятел мог бы быть подопытным кроликом. Тогда и мы рискуем попасть в тот же разряд.
