А об этом ничего не сказано! Воле отца — и все.
Забрезжил свет! Воля отца. Понятно и почтенно. Одобряемо. Ей стало легче.
Что-то она меня стесняется, подумал Гостемил. Ах, да, у них там устои… Точно! Мне же нельзя видеть ее голой! Я об этом не подумал. Значит, нужно налить ей воды в бочку… и оставить ее здесь, пусть моется… Может, она не умеет? Вроде бы какие-то умывальные традиции у них есть…
— Я сейчас, — сказал он.
Скоро он вернулся с крынкой. Ширин сидела возле печи на полке, грелась.
— Это — галльский бальзам, — объяснил Гостемил. — Вот, смотри. Видишь…
Он провел рукой по полу возле самой печи и потер ладонь о ладонь.
— Видишь, руки грязные? Теперь смотри.
Он потер ладони галльским бальзамом, а затем, ухватив ковш и зачерпнув воды, ополоснул руки.
— Вот. Теперь чистые. Галльский бальзам смывает грязь, пот, и все прочее, неподходящее и пахнущее.
— Я знаю, — сказала Ширин. — Жена моего приемного отца иногда пользовалась. И я тоже. Только ты никому не говори — я у нее один раз украла его, целую плошку.
— Ну вот и хорошо. Хотя, конечно, красть нехорошо.
— Это было давно, я была совсем маленькая.
Странно она как-то говорит, подумал Гостемил. Восемнадцатилетние так не говорят — рассудительно и слегка фальшиво. И вспомнил, что славянскому языку она научилась у наставников, людей среднего возраста. А единственный сверстник, умеющий говорить на том же языке, был ее брат. Несчастная девка. Ну, ничего. Поживешь в Киеве — оттаешь.
— Тебе как лучше мыться — в лохани или в бочке? — спросил он.
— А как это — в бочке?
— Значит, в лохани.
Он приволок из предбанника лохань, налил в нее воды из бочки, затем добавил двадцать ковшей горячей из котла, и сказал:
— Ну, вот, мойся… Знаешь, что? Ты пока мойся, а потом пойди подремли, там наверху спальни, выбери любую. А мне нужно отлучиться ненадолго. Есть в городе человек, который может знать, куда друг мой запропастился. Только никуда не уходи, и никому не открывай. Я быстро. Хорошо?
Кажется, она боится, подумал он. Может, она никогда до сих пор не оставалась одна в доме? И вообще никогда не оставалась одна? Леший их знает, с их… устоями…
— Ты читать умеешь? — спросил он.
— Да.
— По-гречески?
— Очень плохо.
— По-славянски?
— Еще хуже.
— По-латыни?
— Нет.
— Стало быть…
— На персидском умею.
— Ага. Нет, персы… Впрочем, постой-ка! Кажется, Хелье приволок из Консталя… Ты пока мойся, я поищу, не завалялся ли у него фолиант один…
Он вышел и бегом направился в комнату рядом с несторовой спальней. Нестор всегда просил Хелье привозить ему из поездок фолианты, а Хелье Нестору не мог отказать. Хелье мог отказать Ярославу, и ему, Гостемилу, и любому властителю любой страны, и даже Марьюшке при определенных обстоятельствах мог, наверное, отказать, а Нестору — не мог. Гостемил распахнул дверь, поморщился от пыли, осмотрел полки с фолиантами, и на удивление быстро нашел искомое — загогулины вместо букв на переплете, загогулины внутри. Такая книга была в доме только одна. Он порассматривал некоторое время листы, погладил приятную на ощупь поверхность. Спустился вниз, вышел на задний двор, зашел в предбанник.
Судя по звукам, Ширин занялась мытьем всерьез. Возилась она долго, и даже поругивалась сквозь зубы на родном языке.
— Как там у тебя дела продвигаются? — спросил Гостемил. — Это я, я, не бойся.
— Я скоро! — крикнула она через дверь.
Ну, скоро так скоро. Не будем ей мешать.
Вышла она не очень скоро, но все-таки вышла — в рубахе Хелье, и в простыне, с мокрыми волосами. Гостемилу хотелось тоже помыться, но сперва — нужно узнать… в городе…
— Вот, — сказал он. — Смотри. Хелье говорил, как это называется, но я забыл. Это сказания разные, собранные воедино. Должно быть увлекательно. Из «Одиссеи», кажется, отрывок есть, если Хелье не путает.
Она взяла книгу в руки и чуть не выронила, и даже подпрыгнула от неожиданности.
— Это «Хазар-о Як Саб»!
В Каире фолиант был запрещен, найти экземпляр и читать можно было только рискуя жизнью, своей и, возможно, близких. Ширин посмотрела по сторонам — вот ее отец, которого она знает полтора дня, вот незнакомый дом… Здесь никто не увидит, не заметит! И никогда не узнает. Через неделю ничто из того, что происходит, не будет иметь никакого значения.
Запретный плод — невероятный соблазн. Сейчас я узнаю то, что от меня скрывали, подумала она. Где бы сесть?
— Пойдем в дом, чего тут торчать, — предложил Гостемил.
Ширин боялась открыть книгу. Трепетно держа ее в руках, она последовала за Гостемилом — в дом, затем на второй уровень.
— Вот спальня Нестора, — сказал он ей. — Приляг. Постой. Ну-ка, сядь на скаммель. Да… На обратном пути я куплю тебе на торге какие-нибудь тряпки…
— Тряпки?
— Одежду.
— Ты хочешь, чтобы я вышла в город с неприкрытым лицом?
О чем это она, подумал Гостемил. В Каире прикрывают лица — но, вроде бы, только по желанию. Хотя, наверное, есть разные… секты, что ли. Какая-то она все-таки дикая. Зиба была умнее.
— Да, хочу, — сказал он.
— Хорошо, я это сделаю. Ради тебя. Ты требуешь, и ты мой отец. Я должна тебе подчиняться.
Забавно, подумал он. Решила переложить на меня ответственность — как это по-нашему, как знакомо. Не такие они дикие, какими кажутся.
— Да, — подтвердил он. — Еще я требую, чтобы за время моего отсутствия ты не сожгла дом. Не подралась с соседями. Не впускала посторонних. Дверь запри на все засовы. Если вернется Хелье — не пугайся, выйди к нему, объясни, что ты моя дочь. Не прячься от него — а то может сделаться недоразумение. Он почувствует в доме чье-то присутствие, начнет искать. Через два часа я вернусь, и мы пойдем обедать в какой-нибудь крог.
— В крог!
— Да. А что?
— Если ты требуешь, как отец, чтобы я шла с тобою в крог, то…
— Да?
— Я пойду с тобой в крог.
— Удобно все-таки быть отцом.
Неожиданно она улыбнулась. Улыбка ее поразила Гостемила — такая она была светлая. Он даже отпрянул слегка.
— А ну, сядь. Не бегай, сядь на скаммель. Требую, как отец. Так. Не двигайся.
Покопавшись в калите, он выудил гребешок, осмотрел его, придвинулся к Ширин (она отстранилась), сказал «требую, сиди», и начал расчесывать ей волосы. Колтуны, свалявшиеся пряди. Начал с концов, осторожно, придерживая, старясь не сделать ей больно. Один раз сделал — но она, поморщившись,
