именно здесь и резиденствует Папа Бенедикт Девятый.
Некоторое время поляки стояли перед входом как вкопанные. Все их представления об устройстве мироздания перевернулись вверх тормашками. Они не знали, что им теперь делать. А нужно было либо входить, либо уходить.
Тут из окна второго уровня, царапнув когтями по мраморному фронтону, на шапку одному из поляков прыгнула обезумевшая от страха кошка. Поляк метнулся в сторону, сбивая шапку и кошку с головы одной рукой, а другой хватаясь за сверд. Из окна второго уровня высунулась растрепанная голова человека непонятного пола и крикнула визгливым басом:
— Пропустите там, это по важному поручению.
После чего человека вырвало. Поляки едва успели отскочить. Неожиданно оба охранника рассмеялись.
— Пьетро, не кричи так с утра, тебе вредно! — сказал один из них.
Снова посмотрев на поляков, охранники отступили от входа, давая делегации дорогу.
— А это здесь оставьте, — сказал охранник, указывая на сверды. — Ружеро, как по-латыни мастерок?
— Феррум. Или гладиус.
— Феррумы или гладиусы ваши оставьте у нас, мы их будем зорко стеречь. Пьетро, я правильно выразил по-латыни?
— Вроде бы.
— К Папе Римскому с феррумом публика не ходит.
И опять оба охранника рассмеялись, найдя, очевидно, слово феррум двусмысленным — в данном случае.
Внутри по вестибулуму бегали, ходили, слонялись полуголые мужчины и женщины. Из проема по правую сторону где, очевидно, находилась столовая, раздавались хвестовые пьяные крики и похабный смех. Где-то завизжала призывно женщина.
— Вы, старичье, кого ищете? — спросил голос слева по-италийски.
Предположив, что поняли суть вопроса, поляки переглянулись, и тот, кому на голову давеча прыгала кошка, сказал по-латыни:
— Мы прибыли в Рим дабы видеть Папу Бенедикта Десятого.
— Девятого, — поправил совершенно голый мужчина, икнув. — Девятого. Не пей столько, старый человек, а то совсем память отшибет. Вон туда вам, по той лестнице. Ага, точно. Именно туда.
Поляки поднялись по лестнице.
На втором уровне палаццо было заметно тише. Поляки остановились перед входом в обширный зал. Навстречу им через зал неверной походкой следовали совершенно голые юноша и девушка, обнявшись. Поляки попятились и чуть не наскочили на молодого человека, худого, с мокрыми каштановыми волосами, в древнеримской тоге до бедер.
— Осторожнее, чтоб вас черти растерзали… — сказал человек.
Юноша и девушка при звуке голоса человека остановились. Человек раздвинул поляков, шагнул к нагой паре, и с размаху залепил девушке пощечину. Юноша попытался что-то возразить, но его тоже хлопнули по щеке, и он умолк.
— Вон отсюда, — сказал сквозь зубы молодой человек, раздающий пощечины. — Изменники, развратники. — Повернувшись к полякам, он спросил по-латыни:
— Вы к Папе Римскому приехали?
— Да, — подтвердил атакованный кошкой.
— Я вас провожу.
Переглянувшись, поляки последовали за молодым человеком через анфиладу. Проводник их время от времени прикладывал руки к голове — она у него, очевидно, болела с похмелья — чесал временами ягодицу, задирая тогу — поляки каждый раз вздымали брови.
И вот они пришли. Человек распахнул перед ними дверь, впустил их в небольшую, но богато убранную шелками и бархатом комнату, полу-спальню, полу-кабинет. В алькове на мраморном возвышении помещалось огромное ложе.
— Садитесь куда-нибудь, — сказал проводник, широким жестом указывая на низкие сидения и лежанки напротив ложа.
— А где же Папа Римский? — спросил не садясь один из поляков.
— Папа Римский — это я, — ответил Бенедикт, восходя по мраморным ступеням на ложе и садясь на него. Поболтав босыми ногами, он спросил, — Что за дело у вас? И откуда вы? Из Полонии?
— Мы из Полонии, — подтвердил ошарашенный поляк. — Но ты действительно Папа Римский?
— Да.
Поляки снова переглянулись. Молодой человек пошарил по ложу, отыскал тиару и нахлобучил ее себе на голову, набекрень.
— Так убедительнее? — спросил он. — Я бы и мантию надел, да жарко нынче. Лето. Как вы в таких одеждах ходите — не знаю. Вам наверное нужно хорошо помыться. Так что там у вас в Полонии вашей творится такое? Что за безобразие?
— Э… — сказал старший из поляков. — Мы… это…
— Какое у вас ко мне дело? — строго спросил Бенедикт. — Отвечайте! Не таясь! И, кстати, где шляется ваш наихристианнейший наследник престола, который должен был бы состоять нынче вашим правителем, но не состоит? Он здесь? Он — один из вас?…
— Нет, мы…
— Где?
— В Париже он, — не выдержал один из поляков, и старший строго и зло на него посмотрел.
— В Париже? — удивился Бенедикт. — Позвольте, а что же он делает в Париже?
— Он…
— Да?
— Не хочет быть наследником, — сказал старший. — То есть, правителем.
— Безобразие! — сказал Бенедикт. — Что значит — не хочет? А ежели я, к примеру, не захочу проповеди читать, так что ж, прихожанам всем так и идти непросветленными куда глаза глядят? Нет уж. Вы ему так и скажите — не дело это! Вы его силком на трон посадите!
— У нас там…
— Да?
Поляки переглянулись.
— У нас там сейчас правление… — нехотя сказал старший. — Э… другое.
— Какое же?
— Старые семьи… не признают законность…
— Вот что, старик, — сказал Бенедикт, слезая с ложа. — Ты не виляй. Страной твоей в данный момент правят Неустрашимые. Эти ваши «старые семьи» как раз и есть — Неустрашимые, польской выделки. Язычники, еретики. Наследник престола скорее всего убит. Ваше дело — выбрать себе нового правителя, из ваших же рядов. И делать это надо в Полонии, а не у меня в спальне, где делают совершенно другое.
— Наследник жив, — возразил старший.
— Жив? И где же он?
— В Париже.
— Ну, тогда я еще раз спрошу — что он там делает?
— Он хочет принять постриг.
— Это несерьезно.
— Что ты имеешь в виду?
— Постриг, — сказал Бенедикт. — Постриг — несерьезно. У каждого в жизни свое предназначение. Ему нужно принять власть над Полонией, утвердить церковные традиции, привлечь население на свою сторону, родить сына, вырастить его до приличествующего возраста, чтобы он смог стать следующим христианским правителем — а там пусть хоть три пострига принимает.
— Он не хочет.
