— Да.
— Но ведь город должен быть взят без кровопролития. Так мне обещали.
— Не получилось, — отозвался великан. — Мы хотели, но не получилось. Они напали на нас первыми. Их меньше, чем кажется. Договорись с ними.
— Кто ими командует?
— Возможно, Владимир, твой племянник, возможно, его воевода, Вышата.
— Хорошо, я поговорю с ними. Как бы это устроить?
Великан запрокинул голову и крикнул:
— Эй, в детинце! Объявляем перемирие! Пошлите нам переговорщика!
Последнее слово пришлось повторить — порывы ветра заглушали звуки.
— Подождите! — донеслось со стены.
И затем, через несколько мгновений:
— Хорошо, мы пошлем, но мы должны знать, с кем имеем дело. Кто у вас главный?
— Князь Судислав! — крикнул великан.
— Пусть приблизится, один, без сопровождения! Мы вышлем кого-нибудь ему навстречу.
Вскоре из одной из башенок выскочила лестница и уперлась в землю у основания стены. По ней вниз быстро спустился человек, а за ним еще один. Судислав подался вперед, озираясь, перешагнул через чей-то окровавленный труп, сделал несколько шагов, остановился. Двое отделились от стены и пошли ему навстречу.
— Здравствуй, дядя Судислав, — сказал Владимир.
Сопровождающий Судислава молча склонил голову. Шапка его натянута была на самые брови.
— Здравствуй, племянник. Что все это значит?
Он показал головой на трупы.
— Это нас пытались захватить, — объяснил Владимир.
— Владимир, это глупо. Под моим началом здесь несколько тысяч воинов. Проливать кровь бессмысленно. Сложите оружие. Я обещаю вам всем полную безопасность.
— Ты, дядя, говоришь складно. Но звучат твои слова глупо. Ты, кажется, предъявляешь мне требования. Меж тем, Киев к тебе отношения не имеет. До возвращения моего отца городом правлю я, его старший сын. Впрочем, я готов отпустить тебя и твоих наемников — убирайтесь, пока целы, так и быть.
— Сопляк, — сказал Судислав. — Править ты можешь в самом лучшем случае санками, когда катаешься на них по склону, если склон не очень крутой. Отдай приказ, чтоб сложили оружие, и мы никого не тронем. Поверь, так будет лучше. А сам езжай к себе в Новгород, здесь тебе не место.
— Ты мне не указывай, дядя, — сказал Владимир. — Я сам решаю, где мне место. А вернется отец, он тебя схватит и засадит в острог до конца твоих дней.
— Малыш, послушай, ведь ответственность за жизни тех, кто мне противостоит, ляжет на тебя целиком. Ты к этому не готов.
— Не читай мне нравоучения, наставников у меня хватает, дядя. Если уберешься сам, я поговорю с отцом, может, смягчу его, и он тебя выпустит из-под стражи через год-два.
— Твой отец схвачен, — холодно сказал Судислав, основательно рассердившись. — Он сейчас сам в остроге сидит, и не выйдет, пока я не захочу. Понял?
Этому Владимир просто не поверил. И не мог поверить. То, что Киев захватили фатимиды — это да, доказательства перед глазами, да и что ж тут такого особенного? Фатимиды сильны, воинственны, расположение городов в мире знают — дошли до Киева и взяли его. А вот что Ярослава можно посадить в острог — нет, не может в такое поверить тот, кто родился в доме Ярослава и провел с ним детство, наблюдая, как низко кланяются отцу люди, как отец решает судьбу целых государств между стегунами под рустом и сладким, как всесилен он и незыблем. Схвачен? У дяди Судислава слишком богатое воображение.
— Когда я стану не временным, а постоянным, правителем Киева, — сказал Владимир, — если ты все еще будешь жив, я прикажу, чтобы тебе всыпали плетей пятнадцать в людном месте, спустив с тебя порты. И винить тебе нужно будет только самого себя и глупость твою, дядя.
— Что с тобой говорить! — зло бросил Судислав. — Поговорю-ка я лучше с твоим воеводой. Вышата, если не ошибаюсь?
— Зовут меня Гостемил, — откликнулся сопровождающий, а великан позади Судислава вскинул голову и вперился глазами в Гостемила.
— Это все равно. Ты человек взрослый.
— Дурак ты, дядя, — сказал Владимир.
— Помолчи! Гостемил, ты знаешь ли, из кого состоит войско, прибывшее со мной?
— Догадываюсь, Судислав.
— Это фатимиды. Воины жестокие, бесстрашные, беспощадные. И не просто фатимиды. Это войско — отборное, и даже пересказывать, чему они обучены — страшно. Если мы сейчас договоримся, и мне дадут занять детинец, не будет ни казней, ни мести, ни грабежей. Но должен тебя предупредить, что фатимиды готовы действовать и без моего позволения и согласия. И если договоренность не будет достигнута, горе Киеву. Ты понимаешь?
— Я не доверяю тебе, — сказал Гостемил.
— Почему?
— Потому что у олегова потомства слова с делами расходятся.
— О! Из какого ты рода, Гостемил?
— Это не важно.
— Но этот щенок тоже — олегово потомство. И отец его тоже.
— Да, но щенку этому я кое-что пообещал, а слово свое я держать должен. А тебе я не обещал ровно ничего, Судислав. Более того. Предательство так или иначе свойственно всем кесарям. Но то, что сделал ты, даже предательством назвать нельзя. Ты поступил в высшей степени неизящно, Судислав, приведя сюда эту неприятную ватагу. Ты не принял ли заодно магометанство?
— Гостемил, я прощаю тебе твою дерзость. Ты рассудительный человек. Прикажи людям сложить оружие. Пожалей их. Не только воинов, но и мирное население — уж оно-то точно ни в чем не виновато. Зачем им страдать?
— Это весомый аргумент, — согласился Гостемил.
— Вот видишь!
— Ты по призванию философ, Судислав. Мы сложим оружие, но с одним условием.
— Называй условие.
— Условие такое. Ты и вся эта ватага залезете обратно в кнеррир, поднимете паруса, и больше в Киев не вернетесь.
— Ты что, шутишь?
— Пожалей людей, Судислав, они ни в чем не виноваты, не так ли? Зачем им страдать?
— Гостемил, подумай!
— Судислав, тебе не быть правителем Киева. Сожалею.
Судислав гневно смотрел на Гостемила.
— Почему ты так думаешь? — спросил он.
— В киевских правителях, — с готовностью объяснил Гостемил, — всегда есть что-то комическое. В иных условиях из них бы вышли неплохие скоморохи. Это я не об олеговом семени, это вообще ко всем здешним правителям относится. Что-то, наверное, в самом воздухе Киева располагает к балагану в детинце. А ты человек скучный, и как таковой, не отвечаешь основному критерию киевского престола. Вот этот вот щенок, как ты его называешь — вполне может быть правителем. А ты — нет.
Владимир восхищенно посмотрел на Гостемила.
— Вы пожалеете об этом, — сказал Судислав. — Гостемил, ты пожалеешь. Но особенно ты, сопляк.
Он повернулся и пошел прочь по снегу, сопровождаемый варангом и фатимидским великаном, с которым Гостемил обменялся взглядом.
— Возвращаемся в детинец, — сказал Гостемил.
