задушить Сакра.
— Отметим, — сказал Сакр, — что все три участника, изгилявшиеся во время оно перед волхвом, выбрали себе конспиративные имена для подписания. Девушка наша постаралась больше всех — нашла себе имя, которого нет в природе.
И еще помолчали.
— Оставим это, — Эржбета хотела было закинуть ногу на ногу, но вовремя вспомнила, что на ней женское платье. — Продолжай, Сакр.
— Продолжать?
Сакр насмешливо посмотрел на Ликургуса. Ликургус отвернулся. Сакр продолжил.
Некоторое время его носило по свету, и занесло в конце концов в Константинополь, где он сперва повоевал в войске Базиля…
— Под твоим командованием, — с удовольствием подчеркнул он еще раз. И почему-то очень повеселел. Возможно, импровизированная исповедь благотворно влияла на его настроение.
Ликургус прорычал что-то невнятное.
…а затем «некие» волхвы, скрывавшиеся от гнева Владимира в месте, где никому бы не пришло в голову их искать, предложили ему, Сакру, избавиться от душевных мук, или, как говорят некоторые, «угрызений совести». Так появилась мысль о договоре. Но почему-то волхвам понадобились еще двое — с одним Сакром договор заключать они отказывались.
— По ассоциации с Троицей, — проворчал Ликургус.
— Возможно! — согласился радостно Сакр. — Волхвы — вообще народ темный, как любые колдуны. Не знают, как они делают то, что делают.
По заключении договора Сакр действительно перестал ощущать душевное беспокойство.
— Думаю, это и вас убедило, обоих. Вам тоже стало легче.
Он посмотрел поочередно на Ликургуса и Эржбету. Оба с неохотой кивнули.
— Вот видите! От мучений мы были избавлены.
— У меня мучений особых не было, — заявила вдруг Эржбета.
— Было беспокойство.
— Да, было.
— Это потому, что ты из камня сделана, — заметил ей Ликургус. — Из известняка. Стерва.
— Отстань.
— Но, — продолжал Сакр, — чтобы договор оставался в силе, следовало выполнять условия.
Эржбета, по словам Сакра, выбрала самый простой путь — нашла себе повелительницу, сходную с нею самой характером. Ликургус, помыкавшись, скрылся, как он думал, от всех кесарей мира в Киеве в доме приемного отца, но судьба нашла его и там — пришлось выполнять приказы Ярослава. После этого ему повезло — повелитель, служащий не своим целям, но целям гораздо более возвышенным, нашелся сам. Таким образом Ликургус избавился от необходимости брать на себя ответственность за чужие грехи. Сакр же избрал третий путь — решил создать себе повелителя в соответствии со своими представлениями о благородстве и честности.
— А то, знаете ли, совсем стало бы… серо…
— У тебя есть такие представления? — удивился Ликургус. — Ты дневной рацион у ратников воровал!
— Всё дело в степенях, — возразил Сакр. — Я был хороший воин, тратил много сил, а воровал только у тех, кто старался поменьше подставляться в бою.
Сказал он это с таким серьезным видом, что даже Эржбета улыбнулась.
Он вернулся в Египет.
У несравненной его возлюбленной имелся младший брат, ставший к тому времени халифом.
Теперь улыбнулся Ликургус.
— В детстве и отрочестве будущий халиф посвятил себя самосовершенствованию, — поведал Сакр. — Читал фолианты. В библиотеке фатимидов в Каире их была уйма. Больше полумиллиона. Так говорят, а сам я не считал. Представьте себе, что это такое — шестьсот тысяч книг. Не так уж сложно сообразить, что большинство из них — подделки.
— Почему? — спросил Ликургус.
Эржбета пожала плечами. Книжные разговоры ее не увлекали.
— Потому что даже если человечество просуществует еще тридцать тысяч лет, столько настоящих, стоящих книг ему, человечеству, не написать. Шестьсот тысяч — а люди начали писать книги едва ли три тысячи лет назад — это двести книг в год. Это больше, чем книга в два дня. Я за свою жизнь прочел около трехсот книг, и нужных, а то и просто интересных, среди них дюжины две наберется. Даже если считать арабские подражания грекам.
Тем не менее, малолетний брат Ситт…
— Ее зовут Ситт? — переспросила Эржбета.
— Звали, — поправил ее Ликургус.
Сакр помолчал немного, и продолжил.
Малолетний брат ее задавал советникам интересные вопросы. Потом, вступив в свои права, стал понемногу воевать и править. А затем появился в его жизни Сакр.
— Я его надоумил, — поделился Сакр интимно. — Мол, поищи в себе, о Аль-Хаким, черты, соответствующие особенностям характеров великих пророков древности.
Халиф поискал — и нашел. И, приняв на веру рассуждения Сакра о переселении душ, решил, что он одновременно — Адам, Ной, Авраам, Моисей, Иисус, Магомет, и сам он — под своим именем. Совместил в себе семь личностей. В Халифате любят сочетать несочетаемое. И — на него возложена миссия.
— Кем? — спросила Эржбета.
— Всевышним.
Сделав это умозаключение, халиф в промежутках между походами на неверных занялся устоями и законодательством. Будучи склонен к ночному образу жизни, он решил приучить к нему все население столицы — в дневное время ввели комендантский час, специальный отряд отлавливал и казнил нарушителей. Женщинам же вменялось до замужества сидеть в отчем доме безвылазно, а после замужества в супружеском. А чтобы не было соблазна выйти на улицу украдкой, сапожникам запретили шить женскую обувь. При этом следует отметить — беззаконие не допускалось.
— Никого не казнили без повода, — сказал Сакр.
— Так-таки никого? — усомнился Ликургус.
— Никого.
Исчезли тати — за воровство тоже полагалась казнь. Но и доносительство не процветало…
— Ты ведь об этом подумал, Ликургус?
— Да.
Все доносы тщательно проверялись, клеветников казнили.
— Понятно, — сказал Ликургус.
Все праздники, кроме нескольких религиозных, были запрещены.
— Да, наслышаны, — кивнул Ликургус.
— Ты это о чем? — спросил Сакр.
— Три тысячи церквей сожгли, Храм Гроба Господня в Иерусалиме сравняли с землей.
— Это издержки.
— Хороши издержки.
— Построят еще.
— Ты легкомысленный человек, Хамза.
— Согласен. Но я не о том. Иметь повелителем этого халифа было — сплошное хвоеволие.
— Насколько я понимаю, ты попытался выйти из договора, пока халиф был жив, — напомнил ему Ликургус. — Значит, не такое уж большое хвоеволие.
— Да. Я случайно узнал, что он замышляет страшную резню. Но он передумал. А в основном приказы его были такие — пойдем, мол, этой ночью в холмы, поговорим, порассуждаем. И говорить с ним было интересно. Как-то он увлекся иудаизмом, потом учением Христа, потом снова Кораном. Искал себя человек.
