Владимир Константинович Арро
Мой старый дом
Какой же я бешеный?
Ну, я и весёлый сегодня! Эх, я весёлый! С трамвая спрыгнул, дорогу перебежал!
У нас полагается до перекрёстка дойти и дальше — по переходу, но нет у меня терпения назад возвращаться — вот же мой дом, вот! — я и рванул через трамвайные рельсы. В другой бы раз Файзула непременно меня остановил, сказал бы: «Ай, нехорошо сделал!» — и листовку бы из кармана вынул, дал почитать: «Граждане, при переходе трамвайных путей будьте особенно осторожны!» А сегодня он только голову поднял, на меня посмотрел и снова продолжал мести, как будто ничего такого не было. Понимает ведь, как мне невтерпёж, как я соскучился по своему старому дому.
А улица у нас — солнечные зайчики брызжут во все стороны, листья падают, арбузы продают! Продавец дядя Гриша арбузы тискает, приникает к ним ухом.
В окне парикмахерской узкое лезвие блестит, Артур Жанович бритву об ремень наяривает не глядя, а сам смотрит на прохожих.
У магазина «Мясо — рыба» какое-то столпотворение.
Я всё это за один миг оглядел. И такое на меня веселье нашло! Сильнее прежнего.
Влетел во двор, свистнул — голуби взметнулись! Летите, голуби!
На Михеева наскочил! Опа!.. Куркину закрутил! Кустик вырвал, подбросил!.. И-и-эх!..
Все кричат:
— Санька Скачков приехал! Санька приехал!
А Куркина кричит:
— Он какой-то бешеный, бешеный!
Я кричу:
— Это я от радости, Куркина! От веселья, понимаешь?..
Так разгалделись, что даже некоторые жильцы окна позакрывали.
А потом как-то сразу веселье оборвалось. Стоят все, молчат.
Сумин спрашивает:
— Скачков, а ты чего такой весёлый?
— А что такого, — говорю, — нельзя?
— Можно, да больно ты опасный.
— Это я от радости такой опасный! Оттого, что вас увидел. А вы чего замерли? Михеев, ты чего замер?
— Я, — говорит Михеев, — тоже от радости.
Ещё бы! Друг. Весь прошлый год с Михеевым на одной парте просидели. Михеев — во парень! Куда я, туда и он. Правда, я переехал, а он здесь остался. Ну, ничего, в одном городе живём.
— Ми-хе-ев!
А он в себя прийти не может, оттого что друга увидел. Стоит столбом. Ну, что это он так? Я подскочил и давай тискать Михеева. А он вырывается: да погоди, да отпусти!.. Совсем от рук отбился. Просто испортился. Мы с Михеевым раньше — ух как боролись! Мы так возились, что потом надо было целый час в комнате прибираться, полы натирать. Это мы в пиратов играли. Он был пират, а я капитан шхуны. Сумин — тот понятно, он вообще не выносит возни. Сумин теперь вместо меня звеньевой, так что совсем стал серьёзный.
Сумин спрашивает:
— Саня, а чего это ты там натворил?
Я говорю:
— Что? Где? Когда?
А Куркина:
— Знаем, знаем!
Я кричу:
— Да чего вы знаете! Я ещё ничего натворить не успел. Там и негде! Там из парадной выйдешь — пустырь! Из окна выглянешь — пустырь! Там знаете как — и двора нет! И водосточных труб нет. Крыш и тех, кажется, нет. Стоят дома без крыш. Уж не знаю, как и жить буду. Я терпел неделю, терпел, а сегодня взял и прямо к вам!
Михеев говорит:
— Вот и правильно сделал! Я тебе потом чего-то скажу, Саня!
«Это хорошо, — думаю, — скажи, скажи».
— Я всё понимаю, — говорит Сумин, — но ты нас подвёл. И от тебя на звено легла тень.
— Какая тень, — кричу, — чего ты мелешь! Сам ты тень на божий день! — И смеюсь.
Эх, всё равно мне весело! «Что бы, — думаю, — ещё такого у них сделать?»
— Да ладно тебе, Сумин, — говорит Михеев. — Саня, мы что-нибудь придумаем. Это ничего! Проморгается, Саня!..
Тут мы с ним и побоксовались.
Куркина говорит:
— А вообще, Скачков, мы тебя отовсюду вычеркнули. Из журнала вычеркнули. Из звена вычеркнули. Так что мы теперь за тебя не отвечаем.
— Вот и хорошо, — говорю. — Чего за меня отвечать. Я сам за себя, если будет нужно, отвечу.
А Куркина:
— Знаем, знаем!..
Я ей:
— Куркина, схлопочешь!
— Ты теперь вычеркнутый! — говорит Куркина, так зло говорит. — Ты теперь вычеркнутый и выписанный! И всё! И не ходи! И нечего обманывать! И всё! И не ходи!
Я погнался за Куркиной, но её ведь не всякий раз и догонишь — она длинноногая. Ух, Куркина!
— Не слушай ты её, — говорит Михеев. — Ты ходи, ходи! Глупости какие. Расхозяйничалась. Не её курье дело. Верно, Андрей?
Я спрашиваю у ребят:
— Правда, что меня отовсюду вычеркнули?
Сумин отвечает:
— Это правда, Саня. Такова необходимость. Ты ведь от нас переехал. А спрашивать за тебя с нас будут. Так что ничего не поделаешь.
Что спрашивать-то?
А они после этих слов загрустили. «Ну что ж, — думаю, — наверно, Сумин прав. Но мне всё равно весело».
— Эй, — говорю, — а чего скисли-то? Ну, подумаешь — вычеркнули! Ведь я же здесь! Вот же я! Оле- гоп!.. Бенц! Амба!..
Сумина закрутил! Михееву подсечку сделал! Куркина успела отскочить. Я кричу:
— Куркина, да ты не бойся, иди сюда! Я тебе только нос откушу, а так ничего не сделаю.
А она:
