рассказывали трое ребят, что доставали меня в старших классах, пока однажды по их же настоянию я не выпил.
Они хотели надо мной посмеяться, унизить, возможно, избить…
После того, что произошло потом, меня стали обходить все школьные драчуны. А единственным, кто не знал, что случилось в этот злополучный вечер, оказался я.
Не помнил абсолютно ничего…
Поэтому никогда не знаю, на что способно мое второе «я» и готов подозревать его во всех смертных грехах.
И не только я. Ко мне весь город относится как к блаженному, которого лучше не трогать, иначе он за себя не отвечает.
Внимание бандитов ко мне — вряд ли нелепая случайность. У них явно есть какая-то информация, подозрение — слова какого-то доброго человека, решившего, что я слишком долго живу на этом свете…
Вряд ли Болт ограничится тем, что послал Филю поговорить со мной. Это лишь начало…
Следующее действие должен произвести кто-то из прикормленной милиции…
Кажется, о милиции я сказал вслух, и напрасно. Не стоило произносить это слово.
…Горожанину, позвавшему напрасно городского стража и тем отвлекшего его от обхода городских улиц, предписывается десять батогов. Наказание должно быть произведено сразу, на месте.
За спиной я услышал громкий хруст веток, звук был устрашающим, словно стадо кабанов пробиралось сквозь заросли.
Довелось мне как-то такое наблюдать на Алтае. До сих пор помню грозное хрюканье, топот и треск. Тогда я был моложе и сообразительнее, как только услышал, так сразу и побежал, а сейчас у меня реакция уже не та…
Пока сообразил, пока решил, что нужно бежать…
Я рассеянно повернулся… и взметнул руки вверх, увидев нацеленный на меня ствол автомата. Еще не услышав приказа и не увидев лица, лишь разглядев пламенеющий околыш фуражки.
Этому нас уже научили — не дразни стражей порядка. Они вряд ли поймут твои шутки, и застрелят тебя, а потом напишут в своем рапорте, что ты не подчинился и оказал сопротивление.
Набросился на них, размахивая ножом, автоматом, пулеметом, камнем, это в зависимости от того, что им удастся найти поблизости от твоего хладного тела.
Им всегда страшно, поэтому стреляют быстро, хотя и неточно.
Вслед за околышем показалось и молодое хмурое лицо, а за ним продолжение руки, держащей автомат.
Палец побелел от напряжения, елозя по спусковому крючку…
— Учение? — спросил я, мирно улыбаясь, показывая всем видом, что являюсь законопослушным гражданином и преступных намерений не имею. — Или пришли арестовывать? Если так, то где ОМОН и ордер, подписанный прокурором?
— Руки можешь опустить, — пробурчал незнакомый мне сержант. — Но если попробуешь сдвинуться с места, могу и выстрелить. Идти никуда не надо, далеко не уйдешь, все дорожки на кладбище перекрыты.
Наткнешься на ОМОН, они с тобой церемониться не будут, просто уложат на землю и потопчутся по тебе в сапогах. Это многим помогает понять, что с нами шутки плохи…
Я опустил руки, все еще озадачено поглядывая на автомат — не то что мне очень захотелось жить, но умирать на кладбище, это какой-то нонсенс.
— Простите, а к чему такая строгость, и чем обусловлено присутствие милиции здесь, возле могил? Неужели арабские террористы решили взорвать памятнику нашему самому уважаемому бандиту, и вы решили это предотвратить? Или у нас учение по опознанию умерших на фотографии?
Сержант покосился на портрет Ольги, потом перевел взгляд на меня, что-то сосредоточенно обдумывая: — Это не учение. Но если кто-то из наших начальников решит, что ты пытаешься сорвать поминальное мероприятие, тебя или застрелят, или будут бить очень долго. Оружие есть?
Я показал на свою футболку с короткими рукавами и облегающие джинсы:
— Покажите, в каком месте можно его спрятать, и скажу — спасибо, отрок. Это необходимое знание для нормального гражданина сегодня…
— Мое дело спросить, твое ответить, — буркнул сержант. — И ты кого назвал отроком?
Считаешь себя очень умным? Может, в зубы тебя двинуть для лучшего взаимопонимания?
— Меня часто называют умником, в этом вы правы, — церемонно поклонился я, — а еще иногда самураем за знание обычаев и законов средневековой Японии. За отрока прошу смиренно простить, сказываются излишки академического образования. Детство, понимаете ли, было довольно трудным: родители — интеллигенты, отец — инженер, а мать к моему совершеннолетию даже стала завучем…
— В какой школе?
— В шестнадцатой…
— Проблема твоя понятна, — хмыкнул сержант. — Сейчас наши ребята подойдут, и мы тебя немного поучим. Резиновая дубинка добавляет ума даже безнадежным придуркам. Как раз то средство, что тебе доктор прописал. Точно поможет. Кстати, насчет клички не соврал?
Истинная правда, — сокрушенно выдохнул я, поглядывая с испугом на кусты. А что с них станется? Потом скажут, что сопротивлялся аресту или их указаниям. — Она ко мне еще со школы привязалась…
Лицо сержанта было простым и ясным, на нем читались многие чувства, и я ему явно не нравился. Спасение было рядом. На соседней могиле. Стоит только дотянуться до стакана, а дальше мне станет все равно.
Про себя решил, что обязательно попытаюсь, когда начнут бить. Уйду в тень, а на свет выведу мое Альтер Эго. Оно проще, чем я, и легко договорится с милиционером, но в живых останется кто-то один.
— Я вспомнил, нас о тебе предупреждали, — проговорил сержант. — Ориентировка на тебя была.
— Как на преступника?
— Как на подозреваемого, возможного убийцу. Приказано задержать при обнаружении… — сержант передернул затвор. Я с любопытством заглянул в дуло короткоствольного автомата. Неужели именно так и приходит смерть? Буднично с запахом ружейной смазки и водочного перегара?
— Понятно, — я попытался встать со скамейки, чтобы подобраться к водке на соседней могиле, но тут же получил стволом по ребрам. Было не очень больно, скорее унизительно, сержант в меня стрелять не стал.
То ли побоялся, то ли патроны им не выдали, у них и такое бывает.
— Сиди и не дергайся, — прошипел сержант. — Сейчас подойдет лейтенант, он решит, что с тобой делать.
И действительно, вскоре послышался треск переносной рации, кусты раздвинулись, и к нам вышел милиционер с погонами лейтенанта. Лицо было знакомым, мы с ним учились в параллельных классах.
— Молодец, Курбатов! — лейтенант снял фуражку и оглядел меня с ног до головы. — Как раз этого человека и требовалось нам задержать. Позволь представить, сие человече и есть — Максим Макаров, себя непомнящий…
— Не могли бы вы приказать своему подчиненному перестать в меня целиться из автомата? — полюбопытствовал я. — И я пошел бы домой, чтобы не мешать проведению вашей секретной операции, поскольку здесь нахожусь случайно и преступных намерений не имею…
— Макс, я ничего против тебя не имею, но придется подождать. Похороны должны пройти тихо. Посиди здесь, а мы с сержантом побудем с тобой за компанию.
— Значит, не арестован? — я снова попытался встать, но сержант опять меня остановил, правда, в этот раз гораздо мягче, просто придавил рукой к скамейке.
— Полстановления на твой арест нет, и никто его пока не запрашивал, — лейтенант снял фуражку и вытер пот со лба. — Какой может быть арест, если нет доказательств того, что это ты всех убиваешь?
— Всех? — я недоуменно поднял брови. —
