Я пытаюсь тебе объяснить, что существует много способов решения той или иной проблемы. Месть не была лучшим решением, она просто понятна, но даже и в ней можно найти множество вариантов, в том числе и гораздо более безопасных, чем выбрал ты.
— Начинаю осознавать, ощущая на своей шкуре неприятные последствия, — грустно усмехнулся я. — Наверно, мне нужно было сразу придти к вам.
— Часто не мы идем, а нас ведут, — вздохнул Николай Васильевич. — Так бывает, человек многого не видит, потому что у него шоры на глазах. Знаешь, что такое шоры?
— Нет, это мне неизвестно.
— Обычно шоры прикрепляют лошадям, это такие кожаные пластинки с боков головы, и лошадь видит только то, что у нее спереди, говоря сегодняшним языком, имеет туннельное зрение. — Понятно…
— Так вот, когда у человека шоры на глазах, он видит только то, что ему показывают, так сказать, ущербную картинку мира, неполноценную. Обычно это делают, когда кто- то хочет, чтобы человек шел только в том направлении, которое ему указано.
— Тогда нас у всех шоры на глазах, — мрачно пробормотал я. — Мы все без исключения видим немногое, а понимаем еще меньше…
— Вот-вот, кажется, до тебя что-то начинает доходить, — усмехнулся Николай Васильевич, по-прежнему не открывая глаз. — Сердцебиение успокоилось, температура понизилась, адреналин из крови ушел, можешь говорить дальше. Итак, тебе известно, что оружием убийства послужил нож, а мотивом стала месть за убитого ангела. Так?
— Да, тренер.
— Хорошо, как я понял, ты, хоть и не убивал сам, но находился рядом?
— Да, но я не уверен…
— Почему?
— Я хотел отомстить, и мог наверно, это сделать, если бы мне помогли, но ничего не помню… Для плодотворного продолжения нашего разговора, нам нужно понять, имел ли ты право на эту месть? — Николай Васильевич открыл глаза. — Не всегда человек может себе это позволить…
— Право на месть? — Я даже подскочил в неудобном кресле. — Разве на это нужно иметь право?
— Если ты живешь в мире, не зная и не понимая его законов, значит ли это, что их нет? — тренер усмехнулся и снова закрыл глаза. Видимо он увидел в моем лице то, что хотел. Злость, бешенство, растерянность? — Неужели ты так наивен и считаешь, что все в этом мире происходит само по себе, хаотично и бесцельно? Или все-таки существует нечто, управляющее нашими мыслями и желаниями?
— Не знаю, учитель, я пытаюсь что-то понять, но как только мне кажется, что начинаю постигать некоторые закономерности, все снова скрывается в тумане.
— Ты просто пока не готов. Знание приходит не ко всем, а только к тем, кто может использовать его в благородных целях. Бодливой корове бог не дает рогов. Итак, мы пытаемся понять, имел ли ты право на месть? Попытаюсь объяснить свой вопрос. Если убили кровавого убийцу, держащего в страхе весь город, в том числе и своих близких, должна ли его семья мстить за маньяка? Имеет ли право?
— Не знаю…
— Вот-вот, — Николай Васильевич грустно усмехнулся. — Обычно за таких людей никто и не мстит, потому что право родственников на месть не признается людьми. А ты имел право кого-то убивать?
— Думаю, да, — я вздохнул, голос у меня на мгновение задрожал, когда вспомнил ее огромные глаза, на которых сверкали слезы как крупные бриллианты. Они стоили дорого эти слезы, в них было много карат…
Николай Васильевич слегка кашлянул:
— Так в чем заключается твое право?
— Она была ангелом. Я ее боготворил. Эта девушка никому не причинила зла, никогда не знала мужчины и была девственницей. Ее грубо изнасиловали, потом взрезали живот, чтобы она умирала в муках. За такое нужно убивать, даже если бы эта девушка не была ангелом. Те, кто совершил такое, вряд ли могут называться людьми…
— Поверь мне, они люди, — вздохнул тренер. — Человеки всегда — либо хуже зверя, либо лучше…
— Бывают и люди-звери, например, оборотни…
Тренер улыбнулся:
— Нельзя приручать хищных зверей, они перестают бояться запаха человека, и когда уходят, часто убивают своих прежних хозяев, потому что не считают себя кому-то принадлежащим. Здесь истоки страха перед оборотнями начало легенд с ними связанных, но в первую очередь это страх перед предательством. Ты доверяешь кому-то, впускаешь его в дом, а он нападает на тебя, когда ты спишь…
— Никогда не думал об этом.
Самое страшное происходило в деревнях, когда люди вдруг обнаруживали, в доме закрытом изнутри мертвую семью, только голый подросток сидел и плакал, разглядывая окровавленные руки.
— Оборотни существуют, учитель? Вы говорите об этом так, словно уверены в их существовании…
Оборотни существуют, и всегда существовали, но они опасны только для тех, кто не ожидает нападения. Они уязвимы и смертны а, находясь в зверином облике, не очень хорошо соображают, поэтому убить их обычно не составляет большого труда, несмотря на то, что у них хорошо заживают раны.
Я улыбнулся. Нет, пришел сюда определенно не зря. Николай Васильевич не отвергает неизвестного знания, принимает его и исследует. И верит, что все когда-то имело место быть на этой несчастной земле…
— Спасибо, — я поклонился. — Мне нужны были эти слова.
— Какие? — удивился тренер, и приоткрыл один глаз. — У тебя снова увеличилось сердцебиение. Значит, я сказал нечто тебя взволновавшее? Тогда продолжим. Итак, ты уверен в том, что имеешь право на месть, только потому, что считал эту девушку ангелом? Возможно ли, что ангелом она была только для тебя, а не для всех, и боготворил ее только ты?
Я вспомнил лицо сестры, она говорила мне то же самое:
— Я не прошу мести за то, что она казалась человеком. А вот за то, что была ангелом, должны просить мести все остальные люди. Или хотя бы те, кто осознали, что жизнь их стала гораздо ужаснее, потому что из нее ушла надежда.
— Я один из обычных людей, — грустно усмехнулся Николай Васильевич. — И все еще не осознал, что моя жизнь изменилась. Возможно, должно пройти время?
— Возможно, — я вздохнул. — А пока я прошу смерти для тех, кто это совершил.
— Ты можешь попросить чужой смерти только у бога, люди не распоряжаются жизнью того, кого убивают. Мы говорим о том, есть у тебя право на месть или нет. Если я сочту, что оно у тебя есть, то помогу тебе. А если решу, что нет, тебе придется уйти.
— Я пришел за советом, поблагодарю и за помощь, а право на месть дает мне мое сердце, оно заледенело от тоски. Мне не нужно ваше разрешение… — Прости, что заставляю тебя говорить об этом, — Николай Васильевич снова открыл глаза, в них было понимание. — Я знаю, о какой девушке ты говоришь. Я помню ее и тоже считаю, что она не заслужила такую смерть, но не нам это решать, для этого существует высший суд. Она ведь могла и отрабатывать прошлую карму…
— Для меня она была ангелом, я смотрел на нее, и мне хотелось жить. А теперь уже не хочется. Сердце мое полно горечи, и ее становится с каждым днем в нем все больше и больше, кончится это тем, что оно не выдержит и разорвется.
