Асан

Греясь ранним солнцем, мальчишка выходил на самую седловину перевала. Он ждал возвращения своих, он хотя бы одного ждал, пусть даже раненого… Это были настоящие бойцы! Мальчишка был влюблен в них!.. Отсюда, с седловины, ему отлично смотрелось вниз… Далеко, в зелени листвы, в просвете зеленки, начинался подъем. Там, волнуя мальчишье сердце, иногда возникал клуб пыли… Кто-то шел?

Но нет, это только ветер играл с пылью. Завихрял. На набирающей высоту дороге. Клуб пыли слишком легко рассеивался… Никого… Мобильный телефон маленького чеченца (подарок дяди Руслана) давно разрядился. Мальчишка знал, что мобила не дышит. Но на всякий случай он шептал в самый уголок черного аппарата, как бы ему на ушко: «Никого… Никого нет, дядя». Он не называл дядю Руслана по имени. Не положено.

Доложив обстановку, мальчишка прятал мобилу в карман. И снова вглядывался вниз, где закипало новое облачко пыли.

Наш Азер продолжал разбираться: ссора действительно началась из-за того, что украли (скорее всего, он куда-то сбежал) ненасытного селезня, принадлежавшего дому невесты… А о драке на свадьбе свидетельствовал сам Доку. И только после возникли эти нелады с фатой… Логика!.. Но как раз тогда в доме жениха как бы в пику исчезнувшему извращенцу-селезню пропал породистый козел. Жених не мог этого объяснить — ведь козла надолго не спрятать. Зачем красть?.. Зачем, если рано или поздно козел будет узнан хозяином по спилу рогов. Спил рогов не подделать!

Однако и сам жених, такой молокосос, был непрост — уже год, как он обязан был, оказывается, жениться на подруге невесты — на совсем другой, на косенькой девчонке, отцу которой принадлежало знаменитое старое одеяло (исчезло почти сразу за селезнем)… да, да, сразу… ну, день-два не в счет………………………………………………….…………………………………………. …………………………………………………. ………………………………………………………

— Брат… Помогай, прошу. Мне не разобраться… Как они мне надоели! — жаловался Азеру авторитетный Доку.

Ведь брат косенькой девчонки не успел даже чаю выпить… Брат девчонки (на ней наш молокосос должен был жениться) был по времени как раз призван Басаевым повоевать год-другой с русскими. Он сразу и умчался, уехал на лошадке отца… Брат лгать не стал бы… Честный юноша… Правда, по дороге, будучи взвинчен предстоящей ему войной и слегка накурившись, он затеял стрельбу. Дурной цханы! И перед отбытием нечаянно застрелил своего двоюродного брата. Того самого, чей, собственно, и был украденный ранее козел………………………………………………………………………………………… ……………………………………………………………………………………………………

Селезень… Козел… Спиленные рога… Цханы… Еще одно одеяло…………..

…………………………………………………………………………………………………………………

……………..……………………………………………………………………………………..

Почему непонятно?.. Но ведь дядя Авзур переживал: кто убил? Кто застрелил двоюродного?.. Дядя Авзур был всегда наготове. Когда ему объяснили, что наш убил нашего, дядя Авзур был сильно разочарован. Места себе не находил… А как же кровь за кровь?.. Может, кто еще убит?.. Нет?.. Ну, тогда не убить ли лезгина, который нанялся у нас пастухом… Нет, не потому, что как раз у лезгина видели старое одеяло. Это другое старое одеяло… Это ведь факт. Это все-таки важно, что одеяло пропало до козла………………………………………………………. ………………………………………………………………………………………………………………….

……………………………………………………………………………

Глава пятнадцатая

По поводу убитого Горного Ахмета ко мне, конечно, опять прислали стариков. Те заныли… Са-ашик! Са-ашик!.. Он же ро-дич! Земле преда-ать. Зачем из него мороженое делать, Са-а-ашик?..

Готовы мерзлый труп выкупить. Но Горного Ахмета отыскать непросто. Напоказ по ТВ наши его так и не выставили. Это значило, скорее всего, что пули шизоидного Алика Евского сделали лицо Ахмета неузнаваемым и просто никаким. Пули это умеют.

Но дело как дело.

Я звонил в морозильник. Горный Ахмет, он же Ахмет Удыгов, в официальном списке знаменитых полевых командиров, на мою удачу, не числился… Но все равно чиновник морозильника уверял, что, отдав тело, он сильно рискует. А вдруг возникнет культ, стрельба и жертвоприношения у могилы этого Ахмета. С воплями и проклятьями… Волнение народа. Маленькое, но восстание! — и чиновник нагло вперял в меня глаза.

А я, конечно, уверял, что Ахмет не так плох, что бывал иногда жалостливым. Бывал великодушным. (После боя.) И что вообще Ахмет невелика фигура, хотя местные чеченцы и называли его иногда полковником. Да, да, держали за полковника!.. Для того, чтобы сжигать маленькие колонны, может быть, он и полковник. Для этих двух долин и трех-четырех гор несомненный полковник. (Чин внутреннего пользования.)

Уже на другой день, наведя обо мне справки, этот же самый чиновник сдался и позвонил — им, людям морозильника, мороженщикам, позарез нужен мазут, любое топливо для обогрева. Их даже задело, можно сказать, обидело, что майор Жилин сам не догадался. Майор Жилин мог бы и догадаться.

— Я понял, понял… А что там наш приятель Ахмет?

— Выдадим, — было сказано коротко. — Но найдешь его сам.

Найду. Приметы кой-какие я уже знаю… С наколкой на левом плече лежит Горный Ахмет где-то там, в вечном холоде. Скучает… А вот его наколку на плече людям морозильника никак почему-то не разглядеть, не видно. (Им вообще ничего не видно. Кроме дня зарплаты.) А вот сам и поищи… А вот поворочай-ка ты сам, майор, с боку на бок этих окоченевших. Этих отморозков.

Старики-чеченцы десять раз предупредили:

— Честно, Александр Сергеич… Только честно.

— Когда я поступал нечестно?

— Надо совсем-совсем-совсем честно… Сын принимать Ахмета будет. Сразу поймет.

Я представил себе, как я там промерзну, пока загляну в нужные мне мертвые глаза. Ну, разумеется, никакой приблизительности!.. Сын примет тело. Сын и без наколки его узнает — отец или не отец. Будет стоять со мной рядом и высматривать… Однако надо, чтоб сынка загодя обыскали, и получше. Никакого чтоб пистолетика с собой… На всякий случай. Даже в сапоги заглянуть.

Он был просто Ахметом, когда решил, что он убьет русского, а если повезет, двоих русских. И после сразу уйдет в горы. Он знает одно далекое село. И никто не скажет, что он трус. Он спрячется в горах и сам пустит слух, что его убили. Его просто нигде нет… Он выбросит паспорт. На черта ему в горах паспорт.

Он обдумывал, стоя на дороге. Его душа притихла. Он мял шапку и сморкался… Он и думать тогда не думал, что уже через полгода войны он получит боевое имя. Это будет взлет горного орла. Он станет Горным Ахметом… И теперь, когда он был убит неким рядовым Евским и валялся, окаменевший, в одном из наших морозильников, оказалось, что у Горного Ахмета есть своя слава… Слава двух долин и трех-четырех гор.

При разбросе торопливых, слепых пуль Алик раскурочил ему череп. Наверняка… Но я найду… И чеченцы заплатят. А этих лентяев, людишек морозильника, я снабжу мазутом и соляркой. В конце концов эти мороженщики — славные ленивые ребята. Но они намерзлись, очень, очень намерзлись. Как только ты приходишь к ним с жары — с обычной дневной кавказской жары, — они сразу спешат к тебе поздороваться. И, конечно, обнять.

Обязательно потискают. Трижды как минимум обнимут… Чем чаще, тем лучше! Банда мерзляков. Обнимает один, и уже спешит обнять другой… Нет, нет, они нормальные ребята. Но они тепловые вампиры. Они забирают, высасывают не кровь, а твое тепло. А как иначе: они же здесь намерзлись, окоченели, а ты