– Чем-чем?
– Русскостью, – повторил Белоян хриплым шепотом, он сам вслушивался в придуманное им слово. – Тем, чего нет у хитроумных ромеев, нет у расчетливых германцев, нет у ко всему обрыдлых вепсов… Умом нас не понять… Ведь расчет магов был безошибочен! Изощренные в интригах, они сплели сложнейшую сеть, тоньше паутины и прочнее дамасской стали! Паутину, из которой не вырваться и самым умным, самым мудрым, самым талантливым. Ибо как ни глубоко проникают мыслью волхвы Новой Руси, но царьградские царедворцы, надо признать, умеют заглядывать дальше. За их плечами опыт, которого нет у молодой Руси.
Владимир поправил на нем плащ, дружинники чуть замедлили шаг, чтобы князю поспевать рядом с его другом.
– Ну-ну, но почему же тогда от них только пух и перья?
Белоян, к изумлению Владимира, дернул губой, устрашающе показав клыки, что означало слабую улыбку:
– Не благодаря нашей мудрости, не льсти себе. Но и не глупости, конечно… А благодаря тому свойству души, которое ромеям было свойственно давно… очень давно, еще когда один из аргонавтов по имени Визант основал маленькое городище, что разрослось до нынешнего Царьграда… Но у них это ушло за века, а у нас… мы сами сейчас аргонавты… В их безукоризненных расчетах не было, что Рагдай, оставив женитьбу, бросится на помощь Залешанину. Не было того, что Залешанин бросится на помощь незнакомому воину… Не было Яродуба, что получил огромные владения, но не мог вынести смерти убитой его рукой девушки… Ратигай, убив отца по их наущению, должен был попасть в их власть… Они не понимают, почему смерд, которого ты послал, не польстился на самую красивую куртизанку Царьграда… Им ни за что не понять поступок Рагдая… Потом, потом я тебе обо всех расскажу…
Он закашлялся, изо рта брызнула кровь. Закрылся ладонью, пережидая кашель. Владимир кивнул дружинникам:
– Отнести в малый терем. Трое пусть охраняют дверь… Нет, лучше крыльцо. Мне чудится, что в его горнице будет и лекарь… каких свет не видывал, и охрана.
Белоян поморщился, сказал громче, голос можно бы назвать смятенным, если бы Владимир верил, что медведя может привести в смятение женщина:
– На сильного всегда найдется… не сегодня, так завтра, более… На хитрого – хитрейший, на мудрого – мудрейший… Потому падет Царьград, он весь на хитрости да коварстве. И мы, пока живем не по холодному уму, а по сердцу… пока выше всего честь и доблесть – Руси быть и цвести!
Владимир проводил их до лестницы:
– Точно?
– Ей жить, – повторил Белоян хрипло, его бережно спускали по ступенькам, – пока рак не свистнет, сухая верба не зацветет.
– Так и сказано? – крикнул Владимир вдогонку.
– Иначе… – донесся затихающий голос, волхва уносили все ниже, – но суть та же. Мол, падет Русь, когда о чести забудут, главной ценностью станет жизнь, даже жизнь труса и никчемы, когда торгаш станет выше витязя, когда биться не ради чести, а денег…
Владимир вздохнул так, словно сбросил с плеч Авзацкие горы:
– Значит, жить вечно!
Слышно было, как Белоян постанывал, дружинники едва не роняли тяжелое тело на каждой ступеньке. Потом гулко хлопнула дверь.
ГЛАВА 6
Конь пал, когда Залешанин был в полуверсте от городских ворот. Выкатился в пыль, ударился больно плечом, ободрав ухо. Ногу из стремени выпутать не успел, но конь, на его счастье, рухнул не на этот бок. Прихрамывая, бросился к воротам.
Сзади зашипело, с веток поднялись, тревожно каркая и раскачивая вершинки деревьев, черные вороны. Он услышал далекий стук, в спину глухо стукнуло. Снова щит Олега спас от пущенной вдогонку стрелы… Как они перебрались?.. Или здесь на всякий случай тоже ждали?
Справа череда деревьев, защищают от ветра, он проскользнул между стволами, помчался изо всех сил. В ночи на фоне сияющего звездного неба жутко чернели горбики могил, над каждым холмиком стоял либо куст, либо дерево. Петляя между могил, Залешанин бежал туда, куда пришел бы и с закрытыми глазами.
Стук копыт стал реже, из-за стены деревьев донеслись голоса:
– Здесь его нет!
– И к воротам еще не успел бы…
Сильный голос рявкнул:
– Тогда поищите за деревьями!
Залешанин добежал до маленького холмика, у изголовья росла высокая стройная береза. С разбегу он обхватил ствол, прошептал:
– Прости меня, Березка… Но, кажется, скоро мы соединимся вновь…
Береза тихо шелестела, его плеч и головы осторожно коснулись мелкие листочки, от них пахло свежестью. Он чувствовал, как ветви обнимают, а листочки, щекоча, гладят щеки, нос, подбородок, осторожно касаются плотно закрытых век. Кончики листьев сняли выкатившиеся слезы, не дав сползать по щекам.
Трое пронеслись на горячих конях прямо к стене Киева. Залешанин, не дыша, смотрел на их уменьшающиеся фигурки, вздрогнул от топота копыт и громких раздраженных голосов.
