Рагдай сказал все еще удивленно:
– Да столбов тут и без нас хватает. Но если прикинуться… казначеем? Нет, сразу попадемся. Стражами?.. Тогда спросят, почему не на месте. А где наше место?.. Служанками разве что…
Залешанин оскорбился:
– Бабами? Ни за что.
– А если красивыми? – спросил Рагдай раздумчиво.
– Тем более. Еще какой хмырь за зад схватит! А то и… Нет, ни за какие пряники.
Рагдай согласился со вздохом:
– Пожалуй, не сумеем. Но кто ходит везде свободно, и не замечают, в разговоры стараются не вступать?.. Ура, надо перекинуться евнухами.
Залешанин спросил подозрительно:
– А это кто?
Рагдай поперхнулся готовым ответом, сказал значительно:
– Те, кто поют тонкими голосами. Они важные персоны при дворце! Им разрешено даже входить к женам императора.
– Прямо в гарем? – восхитился Залешанин. – Давай в этих, которые поют… Только я петь не буду.
– Здесь нет гаремов, – ответил Рагдай. – Тебе бы дальше на Восток… Как, говоришь, оборачиваться?
– Принимать личину.
– Пусть личиниться. Как?
Залешанин в затруднении развел руками:
– Как принимать личину пня, она объяснила. Погляди, грит, на пень, представь, что ты такой же, потом отхлебни из этой баклажки… Вот она. Цела, зараза… Ну, пнем просто, никаких трудов, это ж все едино, что человек, что пень, или, скажем, прикинуться лосем. Вон ты и есть лось, тебе и рога без надобности, тут никаких трудов… А этим, который поет…
Затаившись в темной нише, они напряженно всматривались в темноту. Дважды проходили женщины, полумрак их не пугал, щебетали весело, от них пахнуло такой волной духов, что едва не лопнул, пока давил в себе страшный, как Змей Горыныч, чих. Рагдай всматривался в них чересчур внимательно, Залешанин на всякий случай показал ему кулак, ничуть не мельче, чем у витязя, а то и крупнее.
Мерно грохая сапогами, прошла стража, семеро закованных в дорогое железо богатырей. Не такой уж знаток Рагдай, подумал Залешанин сердито. Да и где ему все знать, больше напускает на себя, чтобы подбодрить его, лаптеватого…
По коридору гуляли сквозняки, запахи тянулись липкие, сырые, несмотря на разожженный в том конце громадный очаг. Там сидел, сгорбившись, старик, подкладывал поленья и лениво ворочал длинной кочергой.
– На сколько хватит твоего отвара?
– Да на пару глотков, – ответил Залешанин. Он взвесил на ладони баклажку. – А то и на один, если во всю пасть.
– Да нет, на сколько времени?
Залешанин почесал в затылке:
– Кто ж его знает… Это бабка не сказала, а спросить запамятовал.
– Ворона.
– От сокола слышу.
Раздраженные, всматривались в далекие фигуры. В глазах начали прыгать серые мухи. Согнутые в дуги спины ломило. Рагдай сказал внезапно:
– А, была не была. Вон те двое… Примечай все, не пропусти.
Совсем близко прошли, громыхая подкованными подошвами, двое могучего вида стражей. Видать, не простые свиньи: доспехи блещут, явно не сами чистят, на шлемах перья пышные, идут гордо, как гуси с водопоя.
Ощутил облегчение, все-таки люди, а не бабы или евнухи, что-то подлый витязь недоговорил, нутром чувствуется. А эти два мордоворота как будто из их села: гогочут, сопят, чешутся, один что-то рассказывает, а сам помирает от хохота, второй сопит и хмурится, как Рагдай за обедом у Синтины…
Когда они скрылись за поворотом, Рагдай взял из руки Залешанина баклажку. Тот еще провожал глазами спины стражей, а когда повернулся к Рагдаю, отшатнулся и чуть не вскрикнул.
Перед ним стоял наглый и раскормленный боров в блестящих доспехах и с перьями на шлеме. С плеч свисал щегольской плащ. В начищенные сапоги можно смотреться, а пояс на пузе из отборных железных колец размером с блюдце. В правой руке он держал баклажку:
– На, да побыстрее. А то забудешь.
Залешанин пробормотал, стараясь стряхнуть наваждение:
– Я сам хотел этим… Ты ж не сказал кому кого, а этот был ко мне ближе.
– Он был и ко мне ближе, – напомнил Рагдай тревожно. – Побыстрее!
