Нано небесное
В начале было слово. Даже не слово, а почти три с половиной тысячи слов, принявших форму федерального закона 'О Российской корпорации нанотехнологий'. Однако этот документ описывал деятельность будущей корпорации лишь в самых общих чертах, и служил для нано-первопроходцев не инструкцией по применению, а, в лучшем случае, источником вдохновения. Государство пообещало денег и четко дало понять, что хотело бы когда-нибудь увидеть результаты этой деятельности (не уточняя при этом, как достигнуть этих результатов, и каких именно результатов оно ожидает), после чего отошло на задний план. Седьмого сентября прошлого года в корпорации числился единственный сотрудник, он же генеральный директор. Через две недели у единственного сотрудника появилась печать.
Сотрудники 'Роснано', заставшие изначальные времена, вспоминают, что критерии эффективности собственной работы им пришлось изобретать самостоятельно, на ходу. Именно тогда родилась присказка 'Нано оно нам или не нано', которая озвучивается на каждой встрече с журналистами, правда, чем дальше, тем в голосе энтузиазма меньше - любая, даже самая удачная шутка, приедается, если ее повторять слишком часто. Впрочем, присказкой дело не ограничивается - сегодня корпорация умеет не только отбрасывать неинтересные ей проекты, но и оценивать собственную эффективность. Другими словами, это некоммерческая организация, на словах отрицающая свою бизнес-направленность, но изнутри во многом устроенная по образу и подобию коммерческих компаний[В юридическом смысле 'Роснано' не является некоммерческой организацией, так как по сути выведена из-под действия закона 'О некоммерческих организациях'. Кроме того, корпорация выведена из- под действия закона 'О банкротстве'.]. Многие из взятых на вооружение руководством 'Роснано' индикаторов пока бессмысленны - очевидно, что KPI (который в 'Роснано' рассчитывается как процент привлеченных средств, умноженный на объем инвестирования) и даже введенное самоограничение на операционные расходы (на себя 'Роснано' может тратить не больше 1,3 процента от общего объема инвестиций[По закону, не более десяти процентов.]) в этом году не достигнут заданных значений, этот год - установочный. Подвергся коррекции и самый главный индикатор - если изначально разговор шел о триллионных продажах, то уже в марте, за десять дней до начала приема инвестиционных проектов первый вице-премьер Сергей Иванов сказал, что к 2015 году 'объем продаж российской продукции наноиндустрии составит около 900 миллиардов рублей', что, по ожиданиям, составит три процента от мирового рынка.
Тоже неплохо.
Предельно общие положения закона и информационный шум, поднятый вокруг наномиллиардов, мешают понять, что 'Роснано' это самая дорогая, самая известная и, возможно, самая перспективная, но отнюдь не единственная инициатива государства в области нанотехнологий. И пускай в законе указано, что корпорация 'осуществляет организационную и финансовую поддержку научно-исследовательских и опытно- конструкторских разработок в сфере нанотехнологий', как раз этим она до последнего времени почти не занималась и заниматься не планировала. Все усилия сотрудников 'Роснано' направлены на то, чтобы найти уже имеющиеся технологии и довести их до стадии производства - о поддержке одиноких гениев, которым нужно немножко денег, чтобы подтвердить или опровергнуть очередную теорию, речь не шла изначально. Поддержку российской науки в 'Роснано' понимают как 'организацию экономических и венчурных тренингов и семинаров для наших ученых-разработчиков'.
- Те заявки, которые мы сегодня получаем… - говорит Меламед. - Качество их экономической части ниже ватерлинии.
В какой-то мере 'Роснано', возможно, обманула ожидания российских разработчиков, хотя отказ от финансирования НИОКР явно проговаривался с первых дней работы корпорации. Акцент же делается на развитие российской промышленности. Собственно, это и есть ключевая задача корпорации - привлечь в Россию капиталы, которые согласны вложиться в высокотехнологичное производство на территории нашей страны. Сами же технологии могут быть при этом любыми - хоть израильские, хоть американские, хоть китайские. То, что Россия не может похвастать ни качеством производства, ни дешевой рабочей силой, ни, в конце концов, привлекательным инвестиционным климатом сотрудников компании не смущает.
- В венчурной индустрии уникальные качества товаров таковы, - говорит Меламед, - что они покрывают все возможные риски. Так что ограничение у нас только одно. Производство должно быть в России. А кто этим владеет - да пусть хоть марсиане владеют.
В подтверждение своих слов Леонид Меламед вспоминает национальные истории успеха, которые кажутся ему релевантными.
- А у индусов какая культура и какая жизнь? А почему финны, которые лес рубили по уши в снегах, почему эта держава, которая даже индустриальной не была пятьдесят лет тому назад, сегодня является одним из лидеров инновационной экономики? Они стали лидерами за какие-то сорок-пятьдесят лет!
Впрочем, несмотря на гостеприимство и многочисленные зарубежные поездки руководства 'Роснано', успехи по привлечению зарубежных умов и капиталов за первые - если считать с апреля - полгода работы пока скромные. Из шести сотен поданных заявок иностранных всего десять штук, а общение с иностранными партнерами пока сводится к обмену опытом. Зарубежные инвесторы и владельцы технологий завидуют россиянам, но 'переезжать' пока не торопятся.
- Американцы удивляются и завидуют, - рассказывает Леонид Меламед. - И ладно бы венчурные фонды. Так нет: и госдеповцы завидуют, и помощники Буша по науке и технике. И как
