был деловит и не любил отвлекаться.
— К сожалению, господа, я должен сообщить вам печальную новость… — Японец поклонился. — Конференция в Чанчуне не принесла ничего утешительного. Ваши успехи оказались слишком скромными. Нам не удалось найти общего языка с другими державами. Сроки эвакуации остались прежними.
Дитерихс побледнел, снова закашлялся, встал, опять сел. Апельсиновая долька выпала у него из рук
— Как, — растерянно воскликнул он, — вы согласились и Сахалин отдать Советам?!
Генералы, сидевшие за столом, навострили уши.
— Нет. Сахалин мы оставим за собой. Мы хотим обеспечить возмещение убытков, понесенных Японией… Но Владивосток эвакуируем. Генерал Точибана просил вас, ваше превосходительство, сообщить ваши планы в течение трех суток.
— Патроны… Где обещанные патроны? Нам нечем стрелять! — истерично выкрикнул генерал Смолин.
— Если бы мы были обеспечены боеприпасами… — налился багрянцем Дитерихс.
— Я не уполномочен вести какие-либо переговоры, — поднялся полковник. Он вынул золотые часы из нагрудного кармана кителя… — О, уже поздно, я вынужден вас покинуть, господа… Почтительнейше напоминаю, ваше превосходительство, — это Дитерихсу, — если ваши планы не будут известны в трехдневный срок военному командованию, последствия могут быть весьма тяжелыми. Итак, три дня. — Полковник сделал общий поклон и вышел из салона.
Серебряные шпоры едва слышно позвякивали, стихая, но для генералов, оставшихся за столом, их звон казался пожарным набатом.
После ухода Сугахары в салоне воцарилось давящее молчание.
— Господа, — сказал Дитерихс, — давайте решать. По крайней мере, теперь обстановка… — он закашлялся, — совершенно ясна. Я хочу знать, как отозвался народ на призыв Национального съезда. Каковы результаты? — Он вынул платок и очистил нос. — Извините, продуло в вагоне.
В дверях салона показался дежурный адъютант.
— Делегация местных литераторов, ваше превосходительство. — Адъютант застыл в ожидании.
Дитерихс вопросительно посмотрел на своих генералов.
— Я думаю, стоит принять, — отозвался белоусый генерал. — Так сказать, дань общественному мнению.
— Приведите их, поручик, — распорядился правитель. В салоне появилось пятеро молодых людей, одетых весьма причудливо: на всех зеленые короткие курточки и белые узкие штаны, на ногах — дамские туфли с высокими каблуками. На правой стороне лица ус и бровь сбриты. На груди у каждого красовался натуральный вареный рак. Ярко-рыжие волосы лохмами. Вихляя бедрами, молодые люди подошли к столу.
— Господин Дитерихс, — начал один из них, — мы хотим служить в рядах белой армии с оружием.
— Поразительно, — пробормотал, моргая, правитель. — Ктовы, господа? — спросил он.
— Мы — свободные литераторы, — сказал тот же молодой человек, видимо старший.
— Это я слышал. Но что значит сей… карнавальный вид?
— Проявление воли. Эпохальность. Мы не хотим быть похожими на всяких прочих. Мы за войну. Она оздоровляет землю. Шваль погибает, остаются лучшие экземпляры. Мы за капитал, он порождает войну.
Молчанов басисто крякнул, а молодой человек, притопнув туфлей, задекламировал:
— Выпороть мерзавцев, — рявкнул Молчанов, — на базарной площади! — Он вскочил, сам готовый тут же приступить к экзекуции.
На свободных литераторов это не произвело почти никакого впечатления. Только старший чуть обиженно сказал:
— Мы полагали, что найдем у вас понимание. Наши патриотические чувства… Каждый зарабатывает на жизнь как может…
— Во-о-он! — завопил Дитерихс.
Когда адъютанты выталкивали «общественность» из салона, перед изумленными генералами мелькнули нарисованные на ягодицах делегатов черные черепа.
— Вот наши добровольцы, — усмехнулся начальник штаба Петров.
Дитерихс раздраженно перекладывал на столе какую-то бумажку.
— Почему у них на груди раки, а на… спине черепа? — спросил усатый генерал.
— Надо было раньше поинтересоваться, у самих этих… Что же вы растерялись, ваше превосходительство? — съязвил все еще не успокоившийся Молчанов.
Оправляясь от неожиданного вторжения, генералитет привел в порядок нервы кто коньяком, а кто белой водкой. Дитерихс продолжил совещание.
— Положение государственного образования с человеческой точки зрения безнадежно, — сказал он. — Но я глубоко верую, — генерал перекрестился на киот, — что, если наши силы иссякнут, чудо господне спасет русскую землю и вернет ее во власть помазанника божия. — Он еще раз перекрестился. — Теперь к делу, господа… Японцы только что передали нам Спасск, прекрасную крепость. Вы согласны? — обратился правитель к генералу Молчанову.
— Конечно, ваше превосходительство, — кивнул Молчанов, — ни с востока, ни с запада войскам противника Спасска не обойти. Его надо брать штурмом. А это крепкий орешек… Впрочем, какие силы бросят красные…
— В каком состоянии укрепленный район? — спросил Дитерихс. По странной ассоциации ему почему-то вспомнились нахальные молодчики-анархисты. Черепа, раки… Символы, но чего?..
— Пригоден для длительной и упорной обороны. Семь фортов соединены окопами, — донеслось до ушей правителя. — Все за колючей проволокой в несколько рядов. Порядочно боезапаса. Однако все зависит от помощи бога.
— Каков дух ваших дружин, генерал? — как-то вяло продолжал допрашивать Дитерихс.
— Михаил Константинович, — шепнул соседу начальник штаба, — ищет выход из безвыходного.
— Видите ли, — уклончиво ответил Молчанов, — солдаты ждут обещанных вами пополнений. Прошу учесть, терпение человеческое не бесконечно.
— Гм… пополнения… — Дитерихс пожевал губами. — Никольск должен был отправить вам двести человек.
— Спасибо, ваше превосходительство. И это все?
— Гм… В настоящее время, — запнулся правитель и облизнул кончики пальцев.
