Оглядываться он не стал.
Женщина сорвалась с сиденья, рухнула на мостовую и покатилась по диагонали через улицу. На то, чтобы среагировать, у Габриеля было не больше секунды. Он сжал ручку тормоза, но тут же понял, что остановиться вовремя не успеет. Резко наклонившись влево, Габриель бросил мотоцикл на камни. Голова ударилась о мостовую. Сила инерции тащила его дальше; камни сдирали кожу. В какой-то момент перед глазами промелькнул взлетевший в воздух мотоцикл.
Он остановился, когда налетел на тело женщины. Ее прекрасные глаза были открыты, но жизнь уже ушла из них. Он поднял голову и увидел, как Леопард исчезает за шпилем церкви.
Потом все потемнело.
В суматохе, которая еще не улеглась после прозвучавших на площади Святого Петра выстрелов, никто не обратил внимания на пожилого мужчину, медленно бредущего по древней брусчатке. Он бросил взгляд на умирающего швейцарского гвардейца в намокшей от крови форме. Задержался ненадолго у тела молодого карабинера. Посмотрел на юную американку, рыдавшую в объятиях матери. Он знал, что это еще не все, что через несколько минут люди замрут от ужаса, когда узнают об убийстве кардинала Бриндизи. Кровь омыла камни площади Святого Петра. Кошмар. Все было еще хуже, чем в тот далекий день 1981 года, когда стреляли в Поляка.
«И это сделал я, – подумал Карло Касагранде. – Это дело моих рук».
Он прошел через колоннаду и направился к воротам Святой Анны. Что ждет его впереди? Неизбежное раскрытие заговора. Разоблачение «Крус Вера». Сможет ли он объяснить, что на самом деле спасал жизнь папе? Что, убив кардинала Бриндизи, спас саму церковь? Кровь на площади Святого Петра была необходима. Это была очищающая кровь. Но кто ему поверит? Он умрет опозоренным и обесчещенным. Как убийца.
Генерал остановился у двери церкви Святой Анны. Вход охранял швейцарский гвардеец. Вызванный на службу в спешке, он был одет в джинсы и ветровку. Увидев медленно поднимающегося по ступенькам генерала, гвардеец явно удивился.
– Там кто-нибудь есть?
– Нет, генерал. Мы очистили церковь, как только началась стрельба. Двери заперты.
– Откройте их, пожалуйста. Мне нужно помолиться.
Небольшой неф терялся в темноте. Оставшись у дверей, гвардеец с любопытством наблюдал за генералом, который прошел вперед по узкому проходу и опустился на колени перед алтарем. Помолившись, он опустил руку в карман, где лежал пистолет.
Увидев оружие, гвардеец метнулся в церковь:
– Нет, генерал! Остановитесь!
Касагранде словно не слышал его. Он вложил дуло пистолета в рот и нажал на спусковой крючок. Эхо выстрела заполнило пустую церковь. Несколько секунд генерал стоял на коленях, и гвардеец успел подумать, что, может быть, он еще жив. Потом тело наклонилось и упало на алтарь. Карло Касагранде, спаситель Италии, умер.
Часть пятая
Церковь в Венеции
36
Рим
На одиннадцатом этаже клиники Гемелли есть палаты, о существовании которых известно лишь очень немногим. Обставленные по-спартански скудно, они похожи на комнаты какого-нибудь священника. В одной стоит больничная кровать. В другой есть диваны и стулья. Третья представляет собой скромную часовенку. За столом в коридоре – часовой. Комнаты охраняются всегда, даже когда пустуют.
В тот день, когда на площади Святого Петра разразилась перестрелка, в одну из этих комнат поместили безымянного пациента. Ранения были серьезные: трещина черепа, смещение позвонков, четыре сломанных ребра, рваные раны и ссадины по всему телу. Срочная операция избавила неизвестного от опасного для жизни внутричерепного давления, возникшего вследствие опухоли мозга, но он все равно оставался в коме. Ввиду страшных ран на спине его положили на живот, головой к окну. Распухшее лицо прикрывала кислородная маска. Потемневшие от синяков веки не поднимались.
Множество обстоятельств и фактов свидетельствовали в пользу того, что пациент без имени был далеко не простым человеком. Отец Донати, личный секретарь папы, наведывался по нескольку раз в день, чтобы осведомиться о состоянии раненого. За дверью постоянно дежурили двое охранников. Но самым поразительным был тот факт, что незнакомец вообще попал в палату на одиннадцатом этаже клиники Гемелли, потому что апартаменты предназначались только для одного человека: верховного понтифика Римско-католической церкви.
В первые четыре дня посетителей было только двое: высокая, поразительной красоты молодая женщина с длинными волнистыми волосами и черными глазами и старик с лицом, напоминающим камень пустыни. Женщина говорила по-итальянски, старик – нет. Обслуживающий персонал предположил – как оказалось, ошибочно, – что мужчина приходится пациенту отцом. Эти двое устроили в соседней комнате нечто вроде базового лагеря и уже не уходили.
Старика, похоже, больше всего беспокоила правая рука больного, что показалось медперсоналу довольно-таки странным, так как другие травмы и ранения были куда как более серьезны. Вызвали радиолога. Сделали рентген. Пригласили ортопеда. Специалист пришла к выводу, что рука практически не пострадала. Она, однако, не приняла во внимание глубокий шрам между большим и указательным пальцами – след недавнего ранения.
На пятый день, ближе к вечеру, приехал папа. Его сопровождали отец Донати и один-единственный швейцарский гвардеец. Опустившись на колени перед постелью больного, понтифик закрыл глаза и простоял так целый час. Закончив молиться, он осторожно погладил человека без имени по руке.
Когда папа поднялся, взгляд его упал на вырезанное из дерева распятие, висящее над кроватью. Несколько секунд он смотрел на него, потом вытянул руку и начертал в воздухе крест. Повернувшись к двери, папа подозвал к себе отца Донати и шепнул что-то ему на ухо. Священник перегнулся через кровать и бережно снял распятие со стены.
Через двадцать четыре часа после визита папы правая рука пациента пришла в движение. Двигалась она как-то странно, раз за разом повторяя одно и то же: слабый удар и за ним три быстрых поглаживания.
Так, та, та, та… так, та, та, та…
Такое развитие событий вызвало горячие споры в команде специалистов. Одни призывали не придавать ему значения и объясняли движения мышечными спазмами. Другие высказывали опасение, что речь идет о неконтролируемых судорогах.
Черноглазая девушка не согласилась ни с первыми, ни со вторыми и предложила свое объяснение.
– Он просто рисует, – сказала она. – И скоро очнется.
На следующий день, спустя неделю после поступления, безымянный пациент ненадолго пришел в себя. Он медленно открыл глаза, мигнул от солнечного света и как-то странно, словно не узнавая, посмотрел на старика.
– Ари?
