– Э, прошу прощенья. Я не знал, что тебя так разберет. Выйдем-ка на воздух.
На свежем воздухе Эттилу стало полегче.
– Так вот почему Земля нас так встретила? – спросил он и покачнулся.
– Ясно, сынок. У нас на Земле только дай случай честно заработать, ради доллара всякий расстарается. Покупатель всегда прав. Ты на меня не обижайся. Вот моя карточка. Завтра в девять утра приезжай в Голливуд на студию. Тебе покажут твой кабинет. Я приеду в одиннадцать, тогда потолкуем. Ровно в девять, смотри не опаздывай. У нас порядок строгий.
– А почему?
– Чудак ты, Галлахер! Но ты мне нравишься. Спокойной ночи. Счастливого вторжения!
Автомобиль отъехал.
Эттил поглядел ему вслед, поморгал растерянно. Потом потер лоб ладонью и побрел к стоянке марсиан.
– Как же теперь быть? – вслух спросил он себя.
Ракеты безмолвно поблескивали в лунном свете. Издали, из города доносился гул, там буйно веселились. В походном лазарете хлопотали врачи: с одним молодым марсианином случился тяжелый нервный припадок: судя по воплям больного, он чересчур всего нагляделся, чересчур много выпил, слишком много наслушался песен из красно-желтых ящичков в разных местах, где люди пьют, и за ним без конца гонялась от столика к столику женщина, огромная, как слониха. Опять и опять он бормотал:
– Дышать нечем… заманили, раздавили…
Понемногу всхлипывания затихли. Эттил вышел из густой тени и направился к кораблям, надо было пересечь широкую дорогу. Вдалеке вповалку валялись пьяные часовые. Он прислушался. Из огромного города долетали музыка, автомобильные гудки, вой сирен. А ему чудились еще и другие звуки: приглушенно урчат машинки в барах, готовят солодовый напиток, от которого воины обрастут жирком, станут ленивыми и беспамятными; в пещерах кинотеатров вкрадчивые голоса убаюкивают марсиан, нагоняют крепкий-крепкий сон – от него никогда уже не очнешься, не отрезвеешь до конца дней.
Пройдет год – и сколько марсиан умрет от цирроза печени, от камней в почках, от высокого кровяного давления, сколько покончат с собой?
Эттил стоял посреди пустынной дороги. За два квартала из-за угла вывернулась машина и понеслась прямо на него.
Перед ним выбор: остаться на Земле, поступить на службу в киностудию, числиться консультантом, являться по утрам минута в минуту и начать понемногу поддакивать шефу – да, мол, конечно, бывала на Марсе жестокая резня: да, наши женщины высокие и белокурые; да, у нас есть разные племена и у каждого свои пляски и жертвоприношения, да, да, да. А можно сейчас же пойти и залезть в ракету и одному вернуться на Марс.
– А что будет через год? – сказал он вслух.
На Марсе откроют Ночной Клуб Голубого канала. И Казино Древнего города. Да, в самом сердце марсианского Древнего города устроят игорный притон! И во всех старинных городах пойдут кружить и перемигиваться неоновые огни реклам, и шумные компании затеют веселье на могилах предков, – да, не миновать.
Но час еще не пробил. Через несколько дней он будет дома. Тилла и сын ждут его, и можно напоследок еще несколько лет пожить тихо и мирно – дышать свежим ветром, сидеть с женой на берегу канала и читать милые книги, порой пригубить тонкого легкого вина, мирно побеседовать – то недолгое время, что еще остается им, пока не свалится с неба неоновое безумие.
А потом, быть может, они с Тиллой найдут убежище в синих горах, будут скрываться там еще год- другой, пока и туда не нагрянут туристы и не начнут щелкать затворами фотоаппаратов и восторгаться – ах, какой дивный вид!
Он уже точно знал, что скажет Тилле:
– Война ужасна, но мир подчас куда страшнее.
Он стоял посреди широкой пустынной дороги. Обернулся – и без малейшего удивления увидел: прямо на него мчится машина, а в ней полно орущих подростков. Мальчишки и девчонки лет по шестнадцати, не больше, гонят открытую машину так, что ее мотает и кидает из стороны в сторону. Указывают на него пальцами, истошно вопят. Мотор ревет все громче. Скорость – шестьдесят миль в час.
Эттил кинулся бежать. Машина настигала.
Да, да, устало подумал он. Как странно, как печально… и рев, грохот… точь-в- точь бетономешалка.
Marionettes, Inc. 1949
They walked slowly down the street at about ten in the evening, talking calmly. They were both about thirty- five, both eminently sober.
'But why so early?' said Smith.
'Because,' said Braling.
'Your first night out in years and you go home at ten o'clock.'
'Nerves, I suppose.'
'What I wonder is how you ever managed it. I've been trying to get you out for ten years for a quiet drink. And now, on the one night, you insist on turning in early.'
'Mustn't crowd my luck,' said Braling.
'What did you do, put sleeping powder in your wife's coffee?'
'No, that would be unethical. You'll see soon enough.'
They turned a corner. 'Honestly, Braling, I hate to say this, but you have been patient with her. You may not admit it to me, but marriage has been awful for you, hasn't it?'
'I wouldn't say that.'
'It's got around, anyway, here and there, how she got you to marry her. That time back in 1979 when you were going to Rio --
'Dear Rio. I never did see it after all my plans.'
'And how she tore her clothes and rumpled her hair and threatened to call the police unless you married her.'
'She always was nervous, Smith, understand.'
'It was more than unfair. You didn't love her. You told her as much, didn't you.
'I recall that I was quite firm on the subject.'
'But you married her anyhow.'
'I had my business to think of, as well as my mother and father. A thing like that would have killed them.'
'And it's been ten years.
‘Yes, said Braling, his gray eyes steady. ‘But I think perhaps it might change now. I think what I’ve waited for has come about. Look here.’
He drew forth a long blue ticket.
‘Why, it’s a ticket for Rio on the Thursday rocket!’
‘Yes, I’m finally going to make it.’
‘But how wonderful! You do deserve it! But won’t she object? Cause trouble?’
Braling smiled nervously. ‘She won’t know I’m gone. I’ll be back in a month and no one the wiser, except you:’
Smith sighed. ‘I wish I were going with you.’
‘Poor Smith, your marriage hasn’t exactly been roses, has it?’
‘Not exactly, married to a woman who overdoes it. I mean, after all, when you’ve been married ten years, you don’t expect a woman to sit on your lap for two hours every evening, call you at work twelve times a day and talk baby talk. And it seems to me that in the last month she’s gotten worse. I wonder if perhaps she isn’t a little