километров наружные стёкла наконец освободились от облепившего их снега, и корабль «прозрел».
Над головой мирно сияли знакомые с детства созвездия. Невысоко на западе горела яркая голубовато-жёлтая двойная звезда.
Земля! Родина... Она была такой далёкой, недосягаемой, что весь проделанный путь казался фантазией, лишённой всякого правдоподобия.
— Эх, нет у нас радиосвязи! — вздохнул Максим. — Послать бы сейчас весточку домой...
— Если бы это было возможно, мы бы послали, пожалуй, ещё и сведения о Венере! — вставила Маша, выверяя по звёздам показания гирокомпасов корабля.
— Мы много над этим работали, Максим, — сказал Игорь Никитич. — Чтобы передачи не заглушались радиоволнами Солнца, нужно иметь мощную передаточную станцию, а это слишком обременительно для «Урана» «Уран» ведь первый космический корабль, и его конструкция далека от совершенства. Да, да не улыбайтесь! Я знаю, что вы в него влюблены... Но всё-таки он мог бы быть лучше. Надеюсь, что к тому времени, когда мы вернёмся, дома практически решат эту задачу, и следующий корабль будет связан с Землёй если и не с чужой планеты, то хотя бы из мирового пространства. А пока нам придётся обойтись без радиосвязи. И без весточки!
«Уран» мчался над облаками. По небосводу медленно проплывали звёзды. Радар доносил, что внизу по-прежнему расстилается ровная поверхность Но была ли она морем или сушей, установить не удалось.
Дважды корабль пытался спуститься вниз, и оба раза безуспешно. Снег шёл по-прежнему, и «Уран» слепнул, даже не успевая пробить слой облаков.
Уже на широте шестидесятой параллели впереди закачались мерцающие столбы и занавесы полярного сияния. С каждой минутой они играли всё ярче, затейливее и всё выше поднимались над горизонтом. Наконец, всё небо затрепетало и заструилось разноцветным пламенем. Своеобразная нежность оттенков этого огня могла сравниться только со светом двойных или тройных звёзд, видимых в телескоп.
Игорь Никитич осторожно разбудил Галю. Через минуту она налаживала камеру для цветных киносъёмок.
Пока Галя снимала холодное пламя. Маша пропускала его лучи сквозь волшебную призму и по прерывистой цветной полоске, как по книге, читала, из чего оно состоит.
Основная жёлто-зелёная линия спектра, характерная для земных сполохов, отсутствовала. Это значило, что в верхних слоях атмосферы не было кислорода. Синяя линия азота предстала перед Машей, как старая знакомая. Две яркие линии красная и голубая — говорили, что водорода здесь гораздо больше, чем в атмосфере Земли.
Закончив съёмку, Галя из-за Машиной спины с любопытством рассматривала сияющую ленточку.
— Ну-ка скажи, что тебе здесь кажется самым замечательным? — спросила Маша.
— Гм... Отсутствие жёлто-зелёной линии кислорода?
— Нет. Видишь эти три полосы поглощения в красной части?
— Ну, вижу. А что в них особенного?
— Эх ты, ведь это углекислота, да в таком количестве, что и представить трудно! У нас толщина её слоя не больше восемнадцати метров, а здесь добрых два километра! Представляешь, какое это богатство, каким чудесным фейерверком брызнет здесь со временем жизнь!
Корабль продолжал свой стремительный плавный полёт.
Через час Игорь Никитич разбудил остальных членов экипажа и, дав им полюбоваться огнями, плясавшими теперь в самом зените, отдал команду к новому погружению в облака. Положение космического гирокомпаса и звёзд указывало на близость полюса. Магнитная картушка давно уже беспомощно шарахалась то вправо, то влево, спасаясь от бесшумных холодных взрывов, которые полыхали в небе.
И опять «Уран» пронизал облачный слой. На этот раз путешественникам повезло. Вблизи полюса снегопада не было, зато мороз достигал двадцати пяти градусов. Под кораблём в лучах прожекторов плескалось тёмное, мрачное море, густо покрытое мелким ледяным крошевом. Не очень плотные облака, подсвечиваемые снаружи полярным сиянием, были неопределённого свинцово-серого цвета. Путешественники притихли, рассматривая этот новый ландшафт. Один Константин Степанович продолжал с азартом рассказывать вполголоса Маше, как много лет назад, наблюдая Венеру, он заметил на её тёмной стороне световые пятна, которые не могли быть не чем иным, как полярным сиянием необыкновенной силы. И такова уж власть профессии: Капитанская дочка слушала разинув рот эти скучнейшие излияния.
«Уран» прошёл полюс и снова летел на юг. Сполохи медленно отступали. Температура по-прежнему была довольно низкой.
Вскоре погода стала портиться. Опять пошёл снег, и кораблю пришлось подняться за облака. Часа через три небо с правой стороны корабля побледнело, залилось румянцем и над бесконечными грядами тусклых серовато-белых облаков взошло большое горячее солнце. Всё ожило, заискрилось, порозовело.
Облёт Венеры по меридиану подходил к концу. Игорь Никитич, уложив Максима, Машу и полусонную Галю, прикорнул в своём кресле, приказав разбудить его, когда корабль достигнет экватора.
Первое кругосветное путешествие в новом мире было закончено за пятьдесят три часа. Задержка в пути по сравнению с намеченным сроком произошла во время полёта в зимней зоне планеты главным образом из-за обильного снегопада.
По дальнейшему плану предстояло облететь Венеру по экватору. Оставалось выбрать направление: на восток или на запад. Там, где находился «Уран», восемнадцатидневный, по земным расчётам, день близился к концу. На Венере было около трёх часов пополудни — значит, до захода солнца оставалось около пятидесяти пяти земных, или три венерных часа.[2]
Чтобы дать отдых утомлённым людям, Игорь Никитич приказал повернуть на восток, так как при этом в ближайшие часы кораблю предстояло лететь над местами, где уже не светило порождающее ураганы солнце, но и поверхность не успела настолько остыть, чтобы образовались холодные воздушные течения. Конечно, от планеты с таким капризным климатом, как Венера, можно было ждать самых непредвиденных фокусов, но Игорь Никитич твёрдо знал, что наиболее тихое время суток, как правило, бывает в предзакатные часы и в сумерки.
Снизив скорость до четырёхсот километров, «Уран» взял курс на восток-юго-восток, учитывая поправку на сильный южный ветер.
Ожидания Белова полностью оправдались. В первые часы полёта погода была сносной. На Земле, конечно, она считалась бы очень бурной, но экипажу «Урана» казалось, что наступил безмятежный штиль. Да и в самом деле, как было не радоваться! Не было ни страшных ветвистых молний, ни извивающихся смерчей. Жара упала до семидесяти градусов. А на ветер и болтанку путешественники уже научились не обращать внимания.
Во время этой передышки экипаж «Урана» полностью восстановил работоспособность. Если не считать Игоря Никитича, то больше всего досталось Гале. Понимая, что корабль не будет без конца кружить вокруг планеты, она спешила сделать как можно больше снимков. Мучительно хотелось спать, но Галя бодрилась, надеясь отдохнуть, когда стемнеет.
Часов через десять наступили сумерки. «Уран» продолжал лететь над морем. К удивлению Гали, оно на закате стало почти спокойным. Температура тоже снизилась градусов до пятидесяти.
«Хотя «Уран» имел прекрасную тепловую изоляцию, длительное пребывание в горячем воздухе стало, наконец, сказываться на температуре внутри кабины. Пришлось заняться регулировкой температуры воздуха, который поступал из очистных аппора7ов. В атмосфере но сравнению с безвоздушным пространством работа их значительно ухудшилась, потому что для охлаждения приходилось пользоваться обычной, «земной» аппаратурой.
Когда стемнело, «Уран» прибавил ход и снова понёсся со скоростью 800 километров в час.
Время шло в заботах о воздухе, в прозаическом приготовлении горячей пищи, без которой экипаж пробыл почти трое суток в текущих научных наблюдениях. Внизу проплывали то светящееся море, то суша, местами покрытая фосфоресцирующими растениями.
И вдруг произошло событие, чуть было не погубившее корабль. «Уран» летел под самыми облаками на высоте примерно семисот метров. Внезапно на экране радара возникла гряда не очень высоких, пологих
