были не доспехи. Голова была металлический, с жёлтым отблеском, высокий цилиндр с куполообразным верхом. А вместо лица было только небольшое, круглое, застеклённое окно. Как иллюминатор. За его исцарапанным стеклом можно было разглядеть линзу как от объектива. В сочленения между металлическими членами «доспеха» была видна грубая прорезиненная ткань. Местами она была прорвана и можно было разглядеть, что под ней находятся провода, шланги, какие-то жилы, металлические детали. На груди цельного металлического панциря, являвшего собой торс, было рельефное изображение двуглавого орла Российской империи. А на левом предплечии я разглядел клеймо Адмиралтейского Ижорского завода. И, как и стены лаборатории, весь этот металлический гигант был иссечён пулями. Но ни одной пробоины от них. Только вмятины и царапины. Все металлические части были из брони. Местами на ней сохранились следы пламени в котором побывало это. Неужели это какой-то механизм, созданный на закате Российской империи? Или это только такой доспех для её солдат? Если последнее, то как его одевать?
Завалившаяся голова обнажила шею «доспехов». Прорезиненная ткань там была разорвана, и из разрыва торчало несколько перебитых проводов и трубок. А ещё в этот разрыв было видно что-то ещё. Это было нечто похожее на трос. Масса состоящая из множества волокон. Часть волокон была белой, часть чёрной. Я дотронулся до этой массы. Она оказалась по как мягкая, липкая, разлагающаяся, гниющая в тепле пластмасса. Мне в нос ударила вонь тухлятины. Своим прикосновением я разрушил выветрившийся поверхностный слой волокнистой массы. И теперь наружу вырвался запах внутреннего гниения. Я резко встал. Почти подпрыгнул. Так неожиданно и сильно ударил запах. Стоя я ещё раз осмотрел лежащее передо мной тело и только сейчас обратил внимание, что в левой руке у него зажат конец толстого силового кабеля с открытым разъёмом. А вот кисти правой руки не было. Вместо неё из бронетрубы руки торчал, как кость, металлический стержень с поломанным шарниром на конце, оплетённый разлохмаченной волокнистой массой. Такой же до которой я дотронулся на шее. Нет это точно был не доспех. Это был скорее механизм. Биомеханический, раз он гниёт, а не ржавеет. В то время, когда его создали, электричество только входило в быт людей. Электромоторы слабые, большие и ненадёжные. Автоматики как таковой нет. Зато это можно заменить всё природными материалами или подражанием им. Вырастить искусственные мускулы, или использовать от животных. А что за арифмометр управляет этим агрегатом? Это не может быть микроэлектроника. Аналоговая аппаратура? Но на какой элементной базе? Или…?
Если не то и не другое, то остаётся только биологический организм, который находится внутри металлической головы биомеханического агрегата. Но что это? Что?! И как? Слишком много вопросов возникает. Возможно ли такое? То, что я видел, было слишком очевидным и материальным до нереальности. Это опрокидывало устоявшуюся систему знаний и истории, и развития техники и науки. Я поспешил ретироваться из этого подземного невероятного места на свежий воздух.
Выйдя на поверхность из казематов форта я на автомате забрался на стрелковый бруствер и стал разглядывать открывающуюся с позиции панораму на низину и море за ней. Я не любовался, взгляд мой блуждал, наслаждаясь светом после тьмы, а в голове проносились сумасшедшие идеи по поводу увиденного. Быть может где-нибудь глубоко в архивах лежит папка с документами относительно того, что я тут увидел.
Но то, что я видел говорило мне, что тут была лаборатория в которой ещё при царях начали создавать биомеханический агрегат, для полей сражений Первой Мировой войны. А заканчивали работы над ним уже после революции. И вот при первом полном запуске механизма, он вышел из под контроля своих создателей. Сидевший на пульте инженер спешно выдёргивал штекеры, разрывая цепи коммутации во взбунтовавшемся биомеханическом агрегате. Но тот уже запустился и принялся громить лабораторию. Проломил бронедвери. Пытался вырваться из подземелья. Но его загнали обратно пулемётами, гранатами и огнемётами. Его энергия иссякала, он спешил зарядится, чтобы продолжить то, для чего был создан. Он так и пал с обесточенным кабелем в руке, растратив всю свою энергию. Но лаборатория погибла. Работы закрыли. А вход замуровали.
Шары над тундрой
Начавшая проясняться к обеду погода вернулась к утренней своей пасмурности. Серое утро, с мелким дождём, висевшем в воздухе водяной пылью, между скалами земли и низкими, скребущими по крышам пятиэтажек на сопках, облаками, было разбито в полдень солнцем. Обрывки тяжёлых облаков неслись по небу вглубь материка. Между ними были видны пятна синего неба. Лучи солнца сквозь эти окна скользили по земле и грели отсыревшую местность. В общем погода налаживалась. В надеждах на то, что солнце выглянуло навсегда, я собрался на прогулку по окрестностям города. Куртка, походные ботинки, банка консервированной гречневой каши для перекуса, в пакете две вкусных пиццы местной выпечки, фотоаппарат на поясе, для фотографирования местных красот, и нож в деревянных, самодельных ножнах составляли моё снаряжение. Было ещё прохладно и на голову я одел вязаную шапку, но к скорому улучшению погоды прихватил бейсболку. Она болталась на ремне маленькой сумки через плечо. Закрыв номер гостиницы и сдав ключ администратору я покинул свой приют, рассчитывая снова вернуться в него к семи-восьми часам вечера.
Дождя уже не было. Бетонная лента дороги петляла между береговых расщелин, уходивших в глубь материка и по которым к морю бежали ручьи. Изредка по дороге проезжали автомашины, да автобус курсировал по расписанию между двумя микрорайонами города. На этом автобусе я и проехал часть своего намеченного пути от одного микрорайона до второго и далее отправился пешком. Улица, спускавшаяся от остановки перед одноэтажным магазином на площадь перед администрацией города, шла прямой линией за город и упиралась в расщелину. Здесь заканчивалась улица и начиналась дорога, которая, повернув вправо, обходила расщелину сверху по сопке, там где расщелина начиналась и в неё сбегал ручей от расположенного чуть выше болотистого озерца. Здесь на повороте располагалась котельная, которая снабжала теплом весь город. К моей цели мне надо было идти прямо. Но это было сложно. Целый ряд расщелин, лежало на моём пути в этом случае. Часть из них вдавалась в материк узкими бухтами. В этом случае мне пришлось бы их пересекать в плавь, что не входило в мои планы на сегодня, хотя и было самое начало июня. Дорога, после того как она обходила по верху расщелину и там поворачивала влево, шла по пологому склону сопки постепенно поднимаясь и параллельно берегу. Так она вела почти до самого гребня сопки, затем она поворачивала вправо и переваливала через этот гребень, на котором стояли здания и ангары складов. От них она спускалась в небольшую долину по которой тёк ручей впадавший в питьевое озеро. Спустившись с сопки, дорога поворачивала влево и шла по северному склону долины, постепенно поднимаясь и поворачивая к югу, следуя изгибу долины, которая выше становилась ущельем.
Оставив позади и слева от себя кладбище, расположенное на склоне той же сопки, что и склады, пройдя низину между двух сопок, по которой ответвляясь от ручья в долине, прямиком к морю убегал другой ручей, я поднялся на сопку в покинутое расположение воинской части. От ворот покинутого городка, дорога и ущелье поворачивали вправо и вверх, окончательно уходя в глубь материка, мне же надо было идти дальше параллельно берегу. Пройдя мимо заброшенных казарм, гаражей, складов, внутри которых царил хаос и разгром, я пришёл к тропинке, которая начиналась за поваленной оградой части.
Дальше ни дорог ни жилых поселений не было. Тропа поднялась на небольшой пригорок над казармами, на котором были старые орудийные дворики, и пройдя мимо них спускалась в низину. В середине этой низины лежало озерцо с болотистыми берегами. С юга над озером нависали скалы невысокой сопки. Тропа же проходила с севера от озера, закрытая от дующих с моря ветров обратными скатами прибрежных высот. Из озера вытекал ещё один ручей, который стекал к морю по теснине между сопок, заросшей лесом. Тропа, петляя среди тонких и кривых, невысоких деревьев, вывела к переправе через ручей. Ручей был глубок и широк. Не менее двух метров в ширину. Его русло петляло между деревьев, а берега были отвесные. Вода прорыла себе неширокий, но глубокий канал. Над чистейшей водой ручья, с берега на берег был перекинут неширокий и крепкий брус, служивший мостом. За много лет и ног, прошедших по нему, концы бруса вросли в землю на берегов.
Переправившись по этой переправе, я стал подниматься из леса на сопку, следуя изгибам тропы. Интересно было то, что к востоку от города местность была сильнее изрезана, чем к западу и здесь были леса. На запад, там где сопки полого поднимались от моря, не было никаких растений выше колена. Всё сдувал ветер. Там было царство камней и ягеля. Здесь же, к востоку, берег прикрытый и островами, и полуостровом, был ниже и сильнее изрезан. По сравнению с западной окраиной города здесь, на востоке, были настоящие джунгли. Тропа обходила вершину сопки, на которой стояли остатки деревянной конструкции непонятного мне назначений. То ли створ, толи ворот какой-то. У моря, у самого уреза воды
