Я-Чэн помолчал.
– Нет такого будущего, – твердо закончил Я-Чэн, – ради которого я убью Джамуху и сломаю Чинкуэду, Змею Шэн. Я не хочу такого будущего.
– Ты не станешь их убивать? – изумился шаман. – А как же...
– Ради будущего – нет. А если и убью – то только ради настоящего. Как убивал в ночном переулке Кабира, над Друдлом и Детским Учителем. Не зная, что убью. Не думая об этом заранее. Потому что нельзя заранее делать выбор между жизнью и смертью. Этот выбор делается лишь тогда...
Чэн-Я оглядел всех и закончил:
– Когда один меч стоит спокойно против неба. Один – против неба. И только так.
Снова зашевелился полог, и в шатер вошел Асахиро с Но-дачи на плече. Оба были хмурыми и сосредоточенными, очень напоминая самих себя в тот мэйланьский вечер, когда они заступили дорогу Мне- Чэну.
– У нас гости, – бросил Но-дачи, большой меч.
– Чэн, одень доспех, – сказал Асахиро Ли.
В шатер протиснулся Кос ан-Танья с доспехом аль-Мутанабби в руках.
Гость ждал нас у священного водоема.
Это был высокий, прекрасно сложенный воин с волчьими чертами лица. Причем волк был матерый, опытный, прекрасно знавший себе цену. Дикого Лезвия при нем не оказалось – то ли не пристало послу быть вооруженным, то ли еще что...
Неподалеку от воина расположились Фальгрим с Гвенилем и ан-Танья с Заррахидом и Саем. Больше никого не было – ни наших, ни шулмусов. Это не удивило Меня-Чэна – еще по дороге Но-дачи с Асахиро рассказали нам, как они разогнали всех любопытных, не дав им толпиться вокруг посла Джамухи; и Я-Чэн счел этот поступок совершенно правильным.
При виде нас воин нахмурился, с показным равнодушием оглядел Чэна с головы до ног, и сделал шаг навстречу. Всего один шаг. Надо отдать должное – посол или действительно ничего не боялся, или умело скрывал свои чувства.
– Я – тысячник Джангар-багатур, – негромко и властно сказал он, – глава тумена телохранителей- тургаудов гурхана Джамухи Восьмирукого.
Затем он неожиданно приложил ладони ко рту и пронзительно завыл.
Я-Чэн даже не успел удивиться, как в ответ с северных холмов донесся такой же вой, только многократно усиленный; и я услышал ржание испуганных коней.
– Мои люди не хотят тревожить покой священного места, – продолжил Джангар, когда наступила тишина. – Пускай даже и оскверненного нечистым пребыванием. Я повторяю слова гурхана Джамухи: пусть тот, кто называет себя Асмохат-та, поднимется к гурхану и посмотрит ему в глаза. После чего он сам выберет время и место своей смерти. Я все сказал.
Пришедший вместе с нами Куш-тэнгри передал Чыду Косу, после чего низко склонился перед Чэном-Мной и повернулся к Джангар-багатуру.
– Не пристало Асмохат-та уподобляться послу самого себя, – произнес Неправильный Шаман, и Я-Чэн заметил, что невозмутимый Джангар все же старается не смотреть шаману в лицо.
– Джамуха ведь тоже не сам явился – тебя прислал, Джангар... Я пойду с тобой, я, слуга Ур-калахая Безликого, я встану перед Джамухой, как посланец Асмохат-та, и мы определим время и место. А чья смерть наступит тогда – это еще у Безликого за пазухой...
– Хорошо, – равнодушно согласился Джангар. – Иди ты, шаман-отступник...
Шаман кивнул и отошел на десять выпадов, остановившись у статуи Мо.
Чэн-Я подумал и двинулся к нему.
– Тебе нельзя туда ходить, – одними губами выдохнул шаман. – Ты не вернешься. А по степи пойдет гулять легенда, как демон-лжец не устоял перед взглядом гурхана...
– А ты? – спросил Чэн-Я.
– А я попробую задеть гордость Джамухи в присутствии его телохранителей. Тургауды – отчаянные бойцы, они не побоятся напасть и на священное место – но если их вождь преступит закон воинской доблести...
Я-Чэн не мог объяснить шаману, что Джамуха-батинит и Тусклая Чинкуэда, Змея Шэн, по-своему понимают законы воинской доблести, и святость места уж наверняка не остановит их; и еще Я-Чэн понимал, что не могу, не должен идти сам на северные холмы, и не имею права останавливать Куш-тэнгри.
Я-Чэн только вспомнил слова Неправильного Шамана, когда мы прозревали неизменную гибель Джамухи.
«Наверное, я умру до того...»
– Меня зовут Чэн, – сказал Чэн, глядя в черные глаза Неправильного Шамана. – Чэн Анкор.
– Спасибо, – невпопад ответил Куш-тэнгри.
И крикнул послу, тряхнув серебряной гривой:
– Эй, Джангар!.. Пошли, что ли?!
Джангар шагнул было вперед, но Асахиро придержал его за плечо.
– Ты помнишь меня, тысячник Джангар? – спросил Асахиро.
