причудливым способом, и уехала в Краков. А тут у меня началась совсем новая жизнь.
– Пятьдесят три минус четырнадцать – это тридцать девять, – сказал я. – Значит, вы еще так… прыгали?
– И не раз, – кивнула она. – До сих пор не знаю, как это у меня получалось. Но всякий раз, когда моя жизнь оказывалась в тупике, я просила Бога: пусть станет как-нибудь иначе, все что угодно, лишь бы не как сейчас! И становилось иначе. По крайней мере, выйдя на улицу, я всякий раз обнаруживала, что мода изменилась до неузнаваемости, а это уже что-то. Об одном только жалею до сих пор: мне поначалу так не понравилось жить при социализме, что я пропустила пятидесятые. А таких красивых платьев, как в те годы, больше никогда не носили. Я долго ждала, но теперь потеряла терпение и ношу их без оглядки на моду. В моем возрасте уже можно быть эксцентричной.
Она поглядела на мою ошеломленную физиономию и снисходительно сказала:
– Ты вовсе не обязан мне верить. Можешь считать, что я сочиняю. Безобидная стариковская причуда. Так тебе будет проще. А мне все равно.
– Ладно, – вздохнул я. – Попробую.
– Я помогу тебе отвлечься. У меня в духовке горячие пирожки – с яйцом и луком, с курицей, с яблоками, с творогом и с джемом, – тоном коварной соблазнительницы прошептала пани Гражина, наклонившись к самому моему уху. – Какой ты хочешь?
– Думаю, имеет смысл попробовать все.
– Мудрое решение.
Она вышла на кухню и минуту спустя вернулась с полной тарелкой маленьких, на один укус, пирожков. Я молитвенно сложил руки, и тарелка оказалась в моем полном распоряжении.
– Теперь точно перееду в Краков, – простонал я с набитым ртом. – Хвала Ибрагиму ибн Йакубу и пану Шнипсу!
– Вообще-то, пирожки пекла я, – с неподражаемым достоинством заметила пани Гражина. – А ты благодаришь каких-то посторонних господ.
– Они не посторонние, – улыбнулся я. – Арабский купец Ибрагим ибн Йакуб[36] – автор первого письменного упоминания о Кракове, а я свято верю в силу текста. Не написал бы он, что есть такой город Краков, глядишь, и не было бы ничего до сих пор.
– Интересное мировоззрение, – одобрительно кивнула пани Гражина. – А каким образом заслужил вашу благодарность второй упомянутый господин?
– Ну как же. Если бы не он, я бы не стал вас искать.
– А вы меня искали? – изумилась она.
– Совершенно верно, – кивнул я, отправляя в рот очередной пирожок. – Искал. Именно вас. Поэтому и в Краков приехал. Как я теперь понимаю, практически без шансов на успех. Однако мне повезло.
– Этот… пан Шнипс, да? – рассказывал вам про мое кафе? Советовал зайти и все попробовать?
Было видно, что пани Гражина чрезвычайно польщена такой рекламой. Но я был вынужден ее разочаровать.
– Пан Шнипс не знает о вашем кафе. Могу ему только посочувствовать. Вы его не помните? Он из Пражского технического музея. Три года назад вы с ним консультировались. Насчет ключа. Примерно вот такого, – и я торжественно достал из кармана свое приобретение. – Этот ключ, по словам пана Шнипса, сделан в семнадцатом веке и представляет собой копию того ключа, который вы приносили ему на экспертизу. Ваш был гораздо старше. Пятнадцатый век.
– Матерь божья! – Пани Гражина всплеснула руками. – Так вот оно что! А я и забыла об этом ключе. Как только деньги потратила, тут же и забыла.
– Вы его все-таки продали?
– Ну да. Тогда же и продала. Ваш знакомый, пан Шнипс, был чрезвычайно любезен – оценил ключ и честно сказал, что музей не сможет купить его даже за четверть настоящей цены. И помог найти покупателя…
– Он помог вам найти покупателя? – изумился я. – Что ж он мне голову морочил?
– Не знаю, – пожала плечами пани Гражина. – А в чем, собственно, дело? Вы захотели купить тот ключ и мой любезный музейный эксперт послал вас ко мне?
– Совершенно верно.
– Очень странно. Может быть, этот пан просто забыл, что помог мне продать этот ключ? Он уже немолодой человек, а старики бывают чрезвычайно рассеянны. Не все, конечно, – поспешно добавила она, явно вспомнив о собственном почтенном возрасте. – Некоторые. Но бывают.
– Тем не менее ключ он вспомнил сразу. И вас тоже. И даже ваш немецкий адрес.
– Мой немецкий адрес?! – Ее изумлению не было предела.
– Ну да. Город Хаген. По указанному адресу обнаружился музей современного искусства, но тамошний директор сообразил, что надо позвонить бывшему сторожу, который раньше жил в служебной квартире.
– А, – улыбнулась пани Гражина. – Ну конечно. Франк мой старинный друг. Несколько раз я у него гостила. Собственно, именно он подсказал мне, кому следует показать ключ. И я написала письмо в Прагу. Да, теперь все сходится.
– А у меня что-то не очень, – вздохнул я.
– Расскажи все по порядку, с самого начала, ладно? А я тебе кофе за это налью. Уже сварился.
– А излишек мне, пожалуйста, – неожиданно подал голос посетитель в жокейской кепке.
– Конечно, Макс, – мягко сказала пани Гражина. – Не волнуйся, о тебе не забуду, я покорный данник.
Она сняла джезву с плиты, плеснула туда ложку холодной воды, налила кофе в керамический стаканчик, который поставила передо мной, а остатки аккуратно сцедила в обычную чашку и отнесла ее обладателю кепки, который уже снова уткнулся в свою книгу и, кажется, не обращал на нас никакого внимания.
Попробовав кофе, я впервые в жизни понял, что он действительно может быть вкусным. То есть не горьким пойлом, чей аромат веселит дух, а химический состав бодрит тело, но просто чертовски вкусным напитком, который я с наслаждением пил бы просто так, для удовольствия, а не ради приятных и полезных побочных эффектов.
– Рассказывай, – напомнила пани Гражина. – По порядку, как договаривались. Мне очень интересно.
И я рассказал ей все по порядку. Про Карла, его коллекцию и про нашу таинственную Дверь-в-Подвале, которая, согласно мнению экспертов, на несколько веков старше дома. Об украшающих дверь трех женских фигурах, которых Карл считает изображением богини Гекаты, владычицы
Но на сей раз пани Гражина не обратила внимания на мои комплименты.
– Дверь – это и правда очень интересно, – возбужденно сказала она, когда я умолк. – У нас была своего рода семейная легенда: дескать, однажды мой прадед приволок домой старую железную дверь. Тяжеленная была, прадед уж на что богатырь, а пополам сложился, пока нес. То ли он ее в карты выиграл, то ли выменял, то ли просто на улице подобрал, теперь уже не разберешь. На двери, согласно преданию, была «намалевана срамная баба». Видимо, недостаточно скромно одетая. Или вовсе голая. А тетя Беата – та самая богатая краковская родственница, которая меня тут поначалу приютила, – рассказывала, что там была не одна, а сразу несколько раздетых красоток, и посмотрели бы вы, как очаровательно она при этом краснела! В общем, разные были версии, сами-то рассказчики дверь в глаза не видели, в доме она не задержалась. Прабабка заявила, что не потерпит такой срам, и велела выкинуть трофей. Прадед пошумел, конечно, но в итоге послушался – не то действительно выбросил, не то старьевщику продал. Потом до конца