Семгино кресло и пол вокруг. Ничего подозрительного, никаких параллельных трубок, никаких аппаратов. Уже хорошо.
Пульт ей так и не достался. Семга вроде случайно уронил его в вырез кимоно и сразу полез доставать, попутно хватаясь за грудь, а второй рукой быстро скользнул под подол, стремясь прорваться между сомкнутых бедер к тому месту, где они утрачивают приличное наименование. Но Наташа, которая в общем и целом была девушкой с пониманием, на этот раз почему-то вдруг разозлилась.
– Отстань! – рявкнула она, отстраняясь от Семги в своем кресле. – Ты спросил, какое у меня настроение? Я живой человек, а не кукла с дыркой!
Поправила кимоно, подняла с пола пульт и переключила на свой сериал.
Семга всмотрелся в ее хмурый профиль с синими бликами от экрана, подумал, прислушался к своим ощущениям и решил не связываться. Кавалерийский наскок хорош, когда и конь резв, и всадник полон сил, и шашка наготове… А когда не знаешь, удастся атака или нет, то и ссору затевать не стоит.
– Муру всякую включаешь, а мне приходится смотреть, – буркнул он почти примирительно.
– Можешь не смотреть, – отрезала Наташа. Успех атаки обеспечивала она. И хорошо это знала. А главное, что папик знал это еще лучше.
Семга нашарил рукой стоявшую у кресла бутылку пива, отпил, вытянул ноги. Несколько минут прошли в полном молчании, прерываемом только женскими речитативами из телевизора.
– У нас телефон барахлит, – сказала Наташа, искоса следя за реакцией сожителя. – Не знаешь, в чем дело?
– В смысле? – спросил Семга.
– В прямом. Связь обрывается. И щелчки какие-то. Мы с Алкой и не поговорили толком.
– Это от вас самих треск и идет, – лениво отозвался Семга. – Трещите без умолку, как сороки.
Наташа промолчала. Папик тут ни при чем, это ясно. Больше к этой теме не возвращались.
Все следующее утро Семга был занят на переговорах с представителями КБ-7, после обеда пытался дозвониться Наташе, чтобы напомнить о запланированном на вечер походе в «Эльдорадо», но домашний телефон не отвечал, а мобильный был выключен. Наташа позвонила только в четыре, веселая и возбужденная: «…Ходила по магазинам, купила кружевное красное белье – тебе должно понравиться… Да нет, я давно дома. Не знаю… Это что-то с телефоном, я ведь тебе говорила…»
И тут мнительный Семга вроде бы услышал далекие щелчки, напоминающие треск электрических разрядов. Да, и еще к голосу Наташи добавилось непонятное эхо, словно она разговаривала из подземного бункера. И щелч– ки, и эхо очень быстро пропали, а может, их вообще не было. Если бы не вчерашняя Наташкина озабоченность, он бы и внимания не обратил на эту мирихлюстику – мало ли какие помехи бывают на линии… Но сейчас Семга насторожился.
По дороге домой он заехал на радиорынок, где приобрел некий японский «чудо-брелок», который, по уверению продавца и записи в паспорте изделия, должен определять точное место закладки подслушивающего устройства.
Ни в какое «Эльдорадо» они этим вечером не поехали. Семга в течение часа отзвонился всем своим московским приятелям. Щелчки раздались лишь однажды, сразу прекратились и больше не возникали. Семга раскрутил телефон, достал микрофон и мембрану, но ничего там не обнаружил. «Чудо-брелок» на телефон никак не отреагировал, зато начинал истошно пищать, когда его подносили к электрической плите и тостеру. Тостер Семга тоже разобрал до последнего винтика, не поленился. Ничего. Плиту Семга трогать не стал. В сердцах выбросил он в мусорное ведро и испорченный тостер, и японский «чудо-брелок». Наташа, в красном кружевном белье под распахнутым кимоно, наблюдала за его действиями со сдержанным беспокойством.
– Что происходит, Сергей, ты можешь объяснить?
Сергеем она называла его, когда бывала недовольна.
В другое время обращалась ласково: Сережа, Сержик. А когда просила денег, то – Сереженька.
– Чиню тебе телефон – не видишь? – отозвался раскрасневшийся Семга.
– Я вижу, ты что-то ищешь, а не чинишь! Что ты ищешь? Нас кто-то подслушивает?..
– Может, не только подслушивает. И подсматривает тоже, – с раздражением озвучил Семга. – Как мы тут с тобой утренней гимнастикой занимаемся, к примеру… Валяй смотри свой ящик, не мешайся.
Наташа, которая занималась здесь гимнастикой, увы, не только с Семгой, закусила губу и уплыла в гостиную.
Гуанчжоу, Квантун, «город цветов», «город пяти овнов», город истинно китайской кухни. Только здесь по-настоящему умеют делать сверхэкзотическое блюдо «Битва тигра с драконом» – из ядовитых змей и мяса дикой кошки. Неувядающие хризантемы в парке Юэсю, чашка горького бодрящего чаю на берегу пруда в Ланпу, ночной зоопарк с осоловелыми пандами, «улица баров» и филиппинские танцовщицы в «Танг»… Если бы можно было поехать туда со Светой Мигуновой – о-о-о! Он вспоминал ее распаренное тело на банном полке, распахнутые глаза, удивленно вскинутые брови: «Ты что, Игорь, с ума сошел? Я думала, Ирон вернулась…» И растопыренные ладони, закрывающие грудь, которую он все-таки успел рассмотреть… И этот двусмысленный разговор: «Ты хочешь сделать мне массаж ног, как в „Криминальном чтиве“?» – «Ну да, только в более подходящей обстановке…» – «Что ж, подавай предложения, рассмотрим…»
Он звонил ей несколько раз со своими предложениями, но Света только смеялась, дразнилась и морочила ему голову.
Вот если бы поехали вместе в экзотический Гуанчжоу, он бы сделал ей массаж – и ног, и вообще всего… Массировал бы с утра до вечера, не выпускал ни на минуту, благо силенок еще хватает. Нет, выпускал бы, конечно, – на время официальных переговоров, но потом сразу в гостиницу – и за дело! Эх, Гуанчжоу, Гуанчжоу…
Командировка в этот славный город откладывалась несколько раз, так что Катранову пришлось заново писать рапорт и оформлять анкету, а потом еще вести долгие переговоры по спецсвязи с коллегами из Главного штаба Народной армии КНДР, держа под рукой два толстенных английских словаря – специализированный военный и общий. С Катранова за это время семь потов сошло.
«Свет, ты же по-английски шпрехаешь, как на родном! Ну что тебе стоит! – взмолился он в одной из последних телефонных бесед с Мигуновой. – Заедь хоть на часик! Тонну здоровья мне сэкономишь!»
«Да у тебя этого здоровья – завались», – заливисто рассмеялась Света. И не заехала.
Когда отложенная командировка придвинулась в очередной раз, Катранова вызвал шеф – начальник штаба РВСН генерал Ермильев. Худой, даже изможденный, с испещренным морщинами лицом и злыми пронзительными глазами, он напоминал Кощея Бессмертного. Наверное, так и должен выглядеть человек, непосредственно поднимающий в воздух ядерные ракеты.
Обычно перед поездкой собирали всю рабочую группу для последнего инструктажа. Но на этот раз в просторном кабинете с огромной картой мира на дубовой стене никого, кроме хозяина, не оказалось. И в этом ничего чрезвычайного не было: Ермильев часто беседовал со своим инспектором по особым поручениям с глазу на глаз. Только сейчас настроение у генерала было каким-то необычным: будто чувствовал себя не в своей тарелке.
– Садись, Игорь, – кивнул начштаба. – Обстановка меняется…
Полковник настороженно опустился на ближайший стул. Теперь карта мира была прямо перед ним. Красные флажки отмечали стратегические цели, которые будут поражены, если наступит «время „Ч“» и Ермильев отдаст приказ на запуск.
– То, что я вам сейчас скажу, является государственной тайной, – строго официальным тоном сказал Ермильев и кольнул его своим обычным недобрым взглядом из-под насупленных бровей. – С вами делюсь только потому, что вы много сил отдали этому проекту…
Катранов перестал дышать.
– Но как так, товарищ генерал-майор?! Я ведь только сегодня…
– То, что делается сегодня, пусть делается. Мы не можем остановить поезд сразу. Они тоже не могут. Проект секретный, но информация, как всегда, просочилась… Ну и пусть, нам это теперь даже на руку!
