пальцы и курит – курит, наверное, второй или третий раз в жизни. У нее до сих пор дрожат колени и руки – дрожат не от страха или раскаяния, это не «отходняк» после пережитого стресса и не радость от достигнутой цели. Нет. Все гораздо прозаичней, можно сказать – «физиологичней»: несколько минут назад она испытала на этой кровати самый бурный оргазм в своей жизни… Мама родная, едва не умерла!
Это случилось впервые. В ее-то возрасте, а? Выходит, она ничего не знала. С Сергеем все было хорошо, иногда ей казалось даже, что это та самая «любовь до гроба», хотя страстно любить человека, разменявшего шестой десяток, с его неизбежной перхотью, урчанием в желудке и утренним запахом изо рта, как-то противоестественно, что ли. Но…
Она всегда думала, что они идеально подходят друг другу в постели… Тридцать с лишним лет, сотни и тысячи раз, и все было как надо. Даже когда приходилось делать это с другими мужчинами, нечасто, несколько раз: например, Бутузов, скотина, просто вымогнул близость за то, чтобы «Тюдор» состоялся; то после всех своих грехопадений она только убеждалась: Сережа – самый лучший! Оказалось, нет. Сегодня она билась, выла и визжала, как течная сучка… А какой бред несла!.. Два высших образования, кандидат наук, взрослый сын, респектабельный муж – все побоку. Ужас. Ужас.
Она оттерла пальцы, только под ногтями осталась земля, надо чем-то вычистить…
Дело сделано, можно уходить. А ведь хочется еще… Почему так?
А почему бы и нет?
Снег залетает в спальню, одна снежинка уселась на сигарету, прямо на золотистую корону, очертив вокруг нее темное пятнышко. Света выбросила сигарету в окно и закрыла форточку.
Вошел немного торжественный и умиротворенный Катранов. В руках у него поднос с кофе – прям как в лучших домах Лондо’на! Из коридора доносится тревожное поскуливание – это дог Борька, по случаю ее визита он заперт в гардеробной. Удивительно: едва она вошла в квартиру, этот огромный зверь рухнул на бок и задрал лапы, умоляя, чтобы ему почесали живот. И смешно так махал обрубком своего хвоста. И плакал, когда его, в конце концов, заперли.
Они пьют кофе, говорят о посторонних вещах – об открывшемся на «Тургеневской» гипермаркете, о Пхангане, где была Света, о Южно-Китайском море, где был Катранов. Потом он отставляет в сторону пустую чашку.
– Может быть, поужинаем? Там такие деликатесы: и суши, и копченый угорь, и стейки…
Они не успели сесть за стол. Как только Света вошла, она сразу взяла быка за рога: «Кто-то обещал мне сделать массаж ног…»
Игорь ошалел, похоже, до сих пор не может прийти в себя.
– Ты же проголодалась?
– Сейчас, схожу в ванную…
Вначале она поскребла мыло ногтями, тщательно вымыла руки и только потом подмылась.
Обмотавшись, для приличия, полотенцем, подошла к столу и ухватила несколько кружочков сухой колбасы. Катранов внимательно наблюдает за каждым ее движением, нежно оглаживает горящим взглядом обнаженное тело.
– Я запомнил твои ноги – помнишь, тогда, в бане… И грудь… Чудесная девичья грудь. Когда я потом видел тебя в одежде, то ткань мне не мешала: я видел сосок, розовый кружок вокруг… Я потерял голову. И, судя по тому, что ты пришла, – ты тоже потеряла голову… Да?
– Да.
Света проходит в спальню и ложится на ту самую кровать. Сейчас она чувствует себя совершенно спокойно и раскованно.
Катран не знает, что она никогда не теряет головы – даже когда, распаленная до ведьминого бесстыдства, и в самом деле готова на все; не знает, что она не теряет времени – даже когда любуется снегопадом и от нечего делать сдувает снежинки с уставленного цветочными горшками подоконника. Ничего он не знает. Наверное, в этом все дело. Поэтому ей так легко и так приятно.
– Ну, так что ты стоишь?.. – говорит она чужим, изменившимся голосом.
Игорь бросается к ней, и они вновь соединяются, как два голодных зверя, живьем поедающие друг друга. Полковник и образованная бизнесвумен исчезли, превратившись в возбужденного самца и ненасытную самку. Цивилизованность, приличия, сдержанность и прочая социальная шелуха развеялись бесследно, открывая в полной мере циничную животную похоть. Возня, стоны, вздохи, воспаленная плоть, мокрые рты, потожировые и семенные выделения, откровенно-бесстыдные запахи секса… Вырвавшийся из заточения Борька сразу уловил их и, поднявшись передни– ми лапами на кровать, возбужденно повизгивает, тычась красным отростком в мягкий матрац. Игорь бьет Борьку по морде, но пес не уходит, его повизгивание вплетается в непристойную атмосферу семейной спальни Катрановых…
А за окном идет снег.
…Под этим же снегом в парке на Крымской набережной сейчас стоит ее муж. В центре города пробки, много аварий. Четверть часа назад он застрял в правом ряду в плотном заторе на Зубовском бульваре. И хотя ничего подозрительного в зеркале заднего вида он не заметил, но все же принял меры предосторожности. Выждав немного, Мигунов вывернул руль вправо. Джип легко преодолел бордюр на своих восемнадцатидюймовых колесах, выехал на пешеходную дорожку и, включив «аварийку», покатился вдоль пробки. Никто не пытался повторить маневр, никто не спешил наперерез, и черный «Лексус» Мигунова объехал пробку и встал первым на светофоре, вызвав несколько возмущенных сигналов, – и только.
Промчавшись через Крымский мост, Мигунов свернул на Якиманку и бросил машину в темной арке во дворах. Пешком вернулся к набережной. Здесь он остановился у широкого и полупустого стенда с анонсами картинной галереи, словно поставил для себя цель непременно посетить выставку китайской гравюры XIX века в это неурочное время. Впрочем, взгляд его устремлен не на стенд, а в сторону аллеи, где фонарь освещает засыпанную снегом скамейку, урну и дальше – засыпанный снегом фонтан в виде груды камней. Небольшой округлый валун под снегом ничем не отличается от других.
В руке у Мигунова бледным огоньком светится экран КПК,[11] чуть подрагивающий палец лежит на кнопке джойстика…
Начинка «валуна» принимает сообщение и мгновенно «выстреливает» его на спутник связи. Направленный поток не поддается перехвату.
А Мигунов, положив наладонник в карман, быстрым шагом направляется к выходу из парка. Когда его «Лексус», объехав несколько пробок на Ленинском и Мичуринском проспектах, выезжает наконец на Боровское шоссе, дорожки в парке на Крымской набережной успевают укрыться новым слоем белого сверкающего снега, словно невидимый ластик подчистил всю грязь и все следы.
– Да, сэр, уровень угрозы увеличился, Зенит попал в круг подозреваемых, он считает необходимым выбраться из России.
Начальник русского отдела Фоук положил перед Директором ЦРУ последнюю шифровку.
Но Директор не стал ее читать. Как и любой руководитель, он не любил неприятных новостей. Когда-то ханы Золотой Орды заливали в горло гонца недоброй вести расплавленный свинец. В современных цивилизованных государствах нравы смягчились, но все равно недовольство полученной информацией зачастую переносится на личность того, кто ее приносит. Поэтому в византийских демократиях подчиненные сообщают начальнику только об успехах, победах и достижениях. Но в западных политиче– ских системах это не принято, и Фоук был вынужден доложить чистую правду.
Директор смотрел на коренастого седоватого малайца с ухоженными усами несколько раздраженно. Вначале он хотел списать раздражение на наряд начальника русского отдела. Темно-синий двубортный
