«Аплэндса». Потолки были гораздо выше. Диван-кровать, на котором она лежала, необыкновенно мягкий и удобный. Голубой ковер был толстым и пушистым. Туалетный столик из хитроумного литья был элегантен, и металлический туалетный прибор на нем был наимоднейшего стиля.
На ней самой была бледно-зеленая шелковая рубашка без рукавов, отделанная розовыми кружевами. Своей у нее такой не было. Медленно она припомнила нападение на нее и задрожала от страха. После этого ее ум заработал с лихорадочной быстротой… Кто-то надел на нее эту роскошную рубашку, уложил в постель, позаботился об ее удобстве.
Почему?.. Кто ее похитил?.. И зачем?..
Она припомнила: Карози.
А Майкл?
Он будет мучиться, обвиняя во всем себя, пытаясь перевернуть весь мир, чтобы отыскать ее. Как мало и в то же время, как хорошо она его знает!
Юноша с разорванным горлом!
И попытка застрелить ее возле водоема.
Она села на кровати, опустила ноги на пол и встала. В первую минуту она покачнулась от слабости. Попытка двигаться усилила головную боль, так что ей пришлось снова опуститься на подушки. Лучше бы ей не шевелиться, потому что теперь у нее голова буквально раскалывается от боли, рот пересох, а когда она провела языком по небу, ей показалось, что он пылает. Отворилась дверь. Вошла девушка и осторожно прикрыла ее за собой.
Девушка?… Женщина?
Женщина хмуро посмотрела на Кристину, потом увидела, что та проснулась, и улыбнулась.
Улыбка показалась на ее бледном лице, на котором чернели глаза, очень щедро подведенные тушью. Губы были тоже ярко намазаны помадой.
Она двинулась, покачивая бедрами, по комнате, и спросила:
— Хэлло, дорогуша, чувствуешь себя чуточку лучше?
Голос у нее был хрипловатый, но довольно добродушный, без злобы и насмешки.
— Да, спасибо, — ответила Кристина.
— В таком случае все о'кей, можно впустить сюда немного солнышка, — сказала женщина и проплыла к окну. Она отдернула занавески. Потом подошла к постели и выключила лампу.
— Ну, ну, — сказала она с упреком, — вижу, ты уже пыталась подняться, а этого не следовало делать. У тебя покраснели глаза, наверное, страшно болит голова. Хочешь чашечку горячего чая?
— Очень!
— Тогда о'кей. Сейчас принесу. Но не делай глупостей, дорогуша, это не поможет.
Она вышла. Кристина слышала, как в замке повернули ключ.
Значит, она оказалась в настоящей тюрьме, несмотря на симпатичную «нянюшку».
Ha сколько времени она ушла?
Но вскоре опять послышались шаги, заскрипел ключ в замке, дверь открылась и снова появилась женщина с подносом в руках. Она поставила его на стул возле двери, сунула ключ в карман, потом взяла поднос и поставила его на столик возле кровати.
— Пусть он немного остынет, дорогуша, — сказала она, усаживаясь. — Это тебе будет полезнее. Ты сейчас выглядишь немного лучше, мне кажется. Скоро будешь совсем о'кей. Все дело в морфине, но ты родилась в сорочке, он о тебе заботится. Ты в одной из лучших спален. Хотела бы я быть хоть наполовину такой счастливой, наверняка, ты ему здорово приглянулась. Ему приятно на тебя смотреть, не то что на меня. Я ему не по вкусу. Он никогда не любил толстых ног… Как тебя зовут?
— Кристиной Морлей.
Произнося «Морлей», она сообразила, что теперь она Грант.
— Я тебя буду звать Крисс. А я Мейзи. Я давно уже здесь, и когда ты привыкнешь, тогда все будет олл-райт! Я думаю, мы можем приниматься за чай, — засмеялась она и потянулась за чайником.
Кристина сначала набрала чаю в ложку и прополоскала им рот, потом начала с жадностью пить, пока не опустила чашку на стол, уже совершенно пустую. Мейзи же ухитрилась одновременно пить и болтать, причем слова «Он» и «Ему» не сходили у нее с языка.
— Кто это «Он», о котором вы все время говорите? — заставила себя спросить Кристина.
У Мейзи широко раскрылись глаза.
— Кто он? Не прикидывайся дурочкой, Крисси!
— Но я действительно хочу узнать.
— Вот тебе и на! — сказала Мейзи, потом слегка откинувшись назад, добавила совсем иным тоном: — Прости, дорогуша, но если и правда тебе не сказали, пусть он сам тебе объяснит. Мне слишком часто попадало за то, что я болтаю своим длинным языком.
— Он здесь?
— Сейчас нет, но скоро будет.
— Мы в Лондоне?
— Ты можешь задавать ему любые вопросы, но меня спрашивать бесполезно, — решительно ответила Мейзи. — Я здесь для того, чтобы делать то, что мне велят, ясно?.. А теперь не хочешь ли ты помыться и чуточку привести себя в порядок? Иди сюда, дай-ка я тебя причешу.
Кристине было странно сидеть перед зеркалом и видеть в нем, как Мейзи старательно расчесывает ее волосы с таким видом, как будто ей это очень нравится. Наконец, она покончила с прической. Затем взяла поднос и вышла из комнаты, заперев за собой дверь.
Кристина села на диван, поджав под себя ноги. Она чувствовала себя значительно лучше, ощущение жжения во рту исчезло, голова почти совсем не болела и, сидя, она раздумывала и терялась в догадках.
Вдруг снова заворочался ключ в дверях. Кристина ожидала увидеть Мейзи, но это был длиннолицый официант из отеля «Аплэндс». Он был одет в свою белую куртку, а его темные напомаженные волосы и неулыбчивая лошадиная физиономия выглядела так, как в отеле.
Он принес несколько газет и журналов, которые молча положил на постель, и вышел.
Кристина долго смотрела на запертую дверь, прежде чем притронуться к газетам, потом с лихорадочной поспешностью схватила все разом.
9
Карози
Собственное лицо Кристины смотрело на нее с первой полосы газеты. Будто бы ты читаешь про незнакомого тебе человека.
Фингельтон очень живо описывал то, что произошло по мнению полиции. Он даже ухитрился раздобыть снимок ванной, где на полу валялся купальник и простыня. Другая фотография, привлекшая ее внимание, изображала необыкновенно красивого человека, с которым они повстречались в отеле
Подпись гласила:
«Старший инспектор Роджер Вест из Скотланд-Ярда, вызванный в отель «Аплэндс» местной полицией. Его сопровождает детектив — сержант Джилл».
Кристина просмотрела и внутренние страницы газет. Она обнаружила статью о Карози и Майкле, в которой в искаженном виде была описана история их столкновения. Автор смаковал подробности репутации Карози, все время подчеркивая тот факт, что его подозревали во множестве самых разнообразных преступлений.
Принявшись за вторичный просмотр газет, она обратила внимание на то, что некоторые статьи были едва заметно подчеркнуты карандашом. В одной говорилось, что Карози подозревался в белом рабовладении, во второй подчеркивался тот факт, что занимался перепродажей наркотиков… В третьей, что он принадлежал к международному «порочному кругу».
Все эти намеки усилили ее ужас.