пояснил:
— А як же, товарищ полковник: я ж видповидаю за техничну сторону вашего вояжу! Як кажуть: длиннее сборы — короче путь.
…Когда я проснулся, было еще темно. Вылезать из нагретой постели, чтобы взглянуть на часы, лежавшие на столе, не хотелось. Но через минуту в передней раздался осторожный стук.
— Кто там?
— Це, мабуть, я, товарищ полковник, — послышался басовитый, степенный голос шофера, — машина готова.
Менять теплую постель на осеннюю мокрую стужу!..
— Куда же ты, злодей, в такую рань меня поднимаешь?!
— Так яка ж тут рань? — послышалось из-за двери. — Вже пьять годин отстукотило, а вы наказувалы у пьять годин приихать.
— Ну хорошо, — рассмеялся я, — будем собираться. Открыв дверь, я впустил беспокойного шофёра. Поздоровавшись, он по-хозяйски сразу же направился на кухню и загремел там чайником.
Минут через сорок мы спустились к нашей не успевшей еще застыть «эмочке», как любовно называл Довбун свою машину. Здесь меня поджидали два офицера: один из оперативного отдела, а другой из отдела боевой подготовки. Они должны были ехать вместе со мной. Им пришлось с трудом втискиваться в кузов: машина оказалась заваленной всякой всячиной — обрезками досок, матами из мелкого хвороста, веревками.
— А этот мусор зачем? — спрашиваю Довбуна.
— Э, товарищ полковник, не бачилы вы наших дорог в осеннюю пору. Все потребуется, колы забуксуем. У дорози, як кажуть, и веревочка сгодится.
— Ну ладно, трогай, Автомедон!
Я успел заметить: чтобы заставить Довбуна замолчать, надо сказать ему непонятное слово. Притихнув, он долго будет морщить лоб и не успокоится, пока не выяснит, в чем суть.
Когда я назвал его Автомедоном, шофер приумолк, насупился и, включив сразу вторую скорость, рванул машину с места. Проехав немного, он не выдержал:
— А що це за Ахтомедон?
— Автомедоном называли лихого возницу, который управлял боевой колесницей Ахилла, легендарного героя древних греков.
— А-а, — разочарованно протянул шофер, — а я думал у Москви шохферов так прозывают… — И после некоторой паузы: — А скольки ж рокив пройшло с тех пор, як вин жил?
— По свидетельству Гомера, несколько тысяч лет.
— Ото!.. А хто такый був Гомер?
И так всю дорогу: очередной мой ответ рождал новый вопрос. Любознательности Довбуна не было границ.
Без особых приключений к полудню мы добрались до Перемышля. Шофер, уже бывавший здесь раньше, подвез нас прямо к штабу 99-й дивизии. Командира на месте не оказалось; сказали, что выехал в части. Нас проводили к начальнику штаба. Узнав, что мы прямо с дороги, полковник С. Ф. Горохов любезно пригласил всех нас в столовую.
После обеда начальник штаба рассказал мне о дивизии. В нее входили 1, 197 и 206-й стрелковые полки. Все они дислоцировались в районе Перемышля. Для отражения возможного нападения немецко- фашистских войск дивизия по особому сигналу должна была занять позиции строящегося Перемышльского укрепленного района, которым командовал полковник Дмитрий Иванович Маслюк.
Полковник Горохов детально познакомил меня с планом подъема дивизии по тревоге. Все мероприятия были глубоко продуманы, а документы составлены четко и грамотно. Чувствовалась рука опытного и знающего штабника.
Начальник штаба дал подробную характеристику трем полковникам, возглавлявшим стрелковые полки. По его словам, это были готовые командиры дивизий, чем в значительной степени объяснялись успехи соединения. С ними любой командир дивизии чувствовал бы себя как за каменной стеной.
Лишь поздно вечером мы закончили работу в штабе. Полковник Горохов вызвался проводить меня к месту ночлега, но словно из-под земли вырос Довбун.
— Я туточки, товарищ полковник. Разрешите проводить?
— А ты знаешь, куда нужно идти? — удивился я.
— Так що рекогносцировка проведена: я самолично побував там и пошукав, что к чему.
Поблагодарив полковника, я последовал за Довбуном.
На другой день я со своими спутниками отправился в 1-й полк дивизии. Командовал им полковник Коротков, моложавый, подтянутый. Он подробно рассказал мне о состоянии части, охарактеризовал командный состав. Командиры подразделений, в том числе и командиры батальонов, были в подавляющем большинстве молодыми не только по возрасту, но и по опыту работы.
Обходим военный городок. Он был построен во времена лоскутной Австро-Венгерской империи. Содержится хорошо. В казармах и во дворе строгая чистота. И это несмотря на тесноту: койки в помещениях стоят в два яруса, нельзя даже выделить уголка, где красноармеец мог бы без помех побриться, привести себя в порядок. Погладить обмундирование. И все-таки все одеты безупречно, даже щеголевато.
Пообедать нас пригласили в командирскую столовую. Но я предложил поесть вместе с бойцами. Полковник охотно согласился. Красноармейская столовая — просторное светлое помещение с высоким потолком — выглядела очень уютно. Чувствовалось, что командир здесь частый гость: его появлению никто не удивился. Судя по тому, как дружно красноармейцы работали ложками, я понял, что на качество пищи жалоб здесь не услышишь. И действительно, обед оказался сытным и вкусным.
Тогда же мы побывали на тактических занятиях в одном из батальонов. Моросил мелкий дождь, было холодно и слякотно. Но видно было, что бойцы привыкли действовать в любую погоду. Можно подумать, что на учебном поле идет настоящий бой. То тут, то там в небо вздымались клубы дыма от взрывов, слышался яростный треск стрельбы, заглушаемый мощными волнами «ура». Даже меня, не новичка в военном деле, порадовало спокойствие, с которым пехота поджидала несущиеся на полном ходу ревущие танки (полк проводил учения совместно с подразделениями 8-го мехкорпуса). Стрелки, укрывшись в окопах, пропускали над собой грозные машины, а потом метко забрасывали их связками учебных гранат. Молодцы! Кому приходилось испытывать такое: глохнуть от лязга гусениц над самой головой, вдыхать гарь выхлопных газов и чувствовать, как тебя засыпает комьями грязи, тот знает, что это нелегкий экзамен.
Не на этих ли учебных полях ковали свою будущую громкую славу солдаты 99-й стрелковой дивизии, солдаты, о стойкости которых летом 1941 года сложат легенды?!
Такое же отрадное впечатление оставили у нас и другие полки. Да, у людей этой дивизии было чему поучиться.
По пути в 72-ю дивизию я решил проехать вдоль реки Сан, по которой пролегала государственная граница. Быстрая извилистая река глубоко рассекает восточные склоны Карпат. Долина ее севернее Перемышля довольно широкая, местами достигает двух километров, но дальше становится все уже, стены ущелья все круче. До города Санок река довольно глубока, а выше по течению ее почти повсюду можно перейти вброд.
Наша машина, натужно урча, петляет по горной дороге. На подъемах она отчаянно буксует. Подталкиваем ее плечом, уклоняясь от ошметков грязи, летящих из-под колес. Вот когда мы порадовались предусмотрительности нашего хозяйственного шофера: захваченный им комплект «подручных средств» выручал нас даже тогда, когда уже казалось, что нашей многострадальной машине не выбраться…
Ехали долго. Останавливались, проводили рекогносцировку, снова трогались. До Добромиля добрались поздно вечером. В густой пелене осенней мелкой мороси с трудом разыскали штаб. Дежурный хотел немедленно доложить начальству о нашем прибытии, но я запротестовал и попросил устроить нас на ночлег.
— Пожалуйста, — согласился офицер. — У нас имеется своя небольшая гостиница. Правда, весьма скромная…
Небольшой украинский городок уже спал. Не сразу мы разбудили и заведующую гостиницей. Протирая глава и сладко позевывая, пожилая толстушка зачастила:
