– Что это ты делаешь? – удивилась я.
– Условный стук, – таинственно сообщила Пиппа.
–
Мы, четверо, конечно, считаем себя компанией, но мы не такая компания, у которой есть явочная квартира и условный стук. Правда, когда-то у нас был свой код, чтобы посылать друг другу секретные сообщения, но проблема с кодом была в том, что его придумала Пиппа, и он получился таким сложным, что запомнить его смогла только она сама.
И в результате, если Синди посылала мне закодированное сообщение – ГТУСЖУКНТА Ф ЩЛПМЬ Г УСК УСКЕЧБУЭ, я должна была сначала идти искать Пиппу, чтоб его раскодировать. А к тому времени, когда я находила Пиппу и она мне переводила «Встретимся у школы в три тридцать», Синди уже так надоедало ждать меня, что она уходила домой. Это объясняет, почему мы больше такими вещами не занимаемся. Но это не объясняет, почему Пиппа стучала условным стуком в дверь сарая Ферн.
Дверь отворилась, и из-за нее появилось лицо Синди.
– Заходите, быстро, – сказала она.
Прошло несколько секунд, прежде чем я привыкла к полумраку. Свет проходил лишь сквозь пыльное окно в дальней стене. Сарай был забит обычным садовым хламом: сломанная газонокосилка, ржавые лопаты и садовые ножницы, несколько жалкого вида шезлонгов и старая, замызганная решетка для гриля.
Ферн сидела на корточках в углу, спиной ко мне.
– Вот это да! – воскликнула я, подойдя к ней.
На куче одеял, положив голову на колени Ферн, лежала собака.
Она была дворнягой или, как называет их мой отец, «винегретом». Маленькая, с длинной мордой, висячими ушами и большими карими глазами. В основном белая, но с черными и коричневыми пятнышками там и тут.
– Где ты ее нашла? – спросила я, присаживаясь на корточки рядом с Ферн и поглаживая голову собаки.
Собака посмотрела на меня своими карими глазищами, и внутри у меня что-то начало таять. Немного похоже бывает, когда Сэм хватает мой палец и зажимает его в свой кулачок. (Правда, с Сэмом я таю гораздо сильнее, но смысл, надеюсь, вы понимаете.)
– Она скулила у нашей задней двери, – ответила Ферн. – Мне кажется, она потерялась. Она очень ласковая.
– Мы назовем ее Хобо, – сказала Синди.
– А я все-таки думаю, что ее надо назвать Лафайет, – возразила Пиппа. – Лафайет гораздо больше подходит для собаки-девочки.
– Раз я ее нашла, значит, я и должна выбирать ей имя. И, значит, мы назовем ее Хобо, – проговорила Ферн.
– Ты собираешься ее
Ферн неуверенно посмотрела на меня.
– Надеюсь, – сказала она. – Сначала мне надо уговорить родителей. Поэтому-то я и решила позвать вас всех. Мне надо насобирать как можно больше причин, почему нам нужно завести собаку.
Пиппа и Синди тоже подошли и присели на корточки рядом с Хобо, и мы все стали ее ласкать.
– Какая-то она толстенькая, – заметила Пиппа. – Не знаю, где она раньше жила, но уж точно не голодала.
Пиппа была права. Посмотрев на Хобо внимательнее, я тоже увидела, что у нее очень толстый животик.
– Если она жила в таком хорошем доме, почему тогда она оказалась под нашей дверью, скулила и царапалась, чтоб ее впустили? – спросила Ферн.
– Наверное, она действительно потерялась, – произнесла Пиппа. – Может, нашедшему даже вознаграждение за нее обещали – кто знает?
– Не надо мне никакого вознаграждения, – сказала Ферн. – Я хочу ее себе оставить. У нее ведь нет ошейника, видите? По-моему, она просто бездомная. Вы посмотрите на ее шерсть – видно, что ее сто лет не мыли и не расчесывали. Ну-ка, ребята, давайте, помогите мне придумать побольше доводов для моих родителей, чтобы я смогла ее оставить.
– Ну и толстушка, – сказала Пиппа, поглаживая раздутое брюшко Хобо. – О господи! – воскликнула она вдруг.
– Что? – насторожилась Ферн.
Пиппа прикрыла ладонью рот.
– О господи! – повторила она.
– Что случилось? – спросили мы хором.
– Она не
Мы все уставились на Хобо. Она подняла голову и тихонько проскулила, словно говоря: «Да, правильно, перед вами собака, которая собирается стать мамой».
– Вот это номер! – воскликнула Ферн. – Как же нам быть?
