– Но в десятку самых элегантных женщин мира ты включила ее, а не меня.
– Тоже бизнес, – улыбнулась Заира. – Реклама для стилиста даже важнее удачной коллекции.
– Давай сбежим отсюда, – томно прошептала Дорина, – я хочу побыть с тобой вдвоем.
– Ты думаешь, я не хочу? Но потерпи немножко, прошу тебя, – лаская, уговаривала ее Заира, – у нас вся ночь впереди.
Дорине было хорошо с маркизой. Чувственная Заира открыла ей совсем другую любовь, в которой было столько неизъяснимой нежности, что бывшая жена финансиста чувствовала себя по-настоящему счастливой. Они уже несколько лет были постоянной парой, и Дорина Вассалли все больше привязывалась к своей подруге, сумевшей дать ей то, чего не мог дать мужчина, даже такой, как Франко.
Снизу слышалась музыка, временами раздавались взрывы аплодисментов. Заира прижала к себе Дорину и стала целовать ее со всевозрастающей страстью. Невольной свидетельницей этой сцены оказалась Теа, которая поднялась на верхнюю палубу, чтобы хоть немного побыть одной. Ей тоже было неуютно на этом балу, и она уже скучала по Марчелло и по лошадям. Увидев двух целующихся женщин, она готова была сквозь землю провалиться от стыда и предпочла вернуться обратно.
На столе в центре кают-компании возвышалась громада трехъярусного торта, покрытого белой глазурью. На самом верху красовались два золотых сердца, пронзенные стрелой. Под одним сердцем было написано «Марта», под другим – «Джеймс».
«Какая безвкусица!» – с презрением подумала Тея и перевела взгляд на мать, которая в этот вечер выглядела блистательно в прямом смысле этого слова: на ней было расшитое жемчугом платье из золотой парчи; великолепные золотистые волосы украшали нити из жемчугов, соединенных между собой тонкими золотыми звеньями. Казалось, Марта сошла с полотна эпохи Возрождения. Заира Манодори вложила в этот наряд всю свою фантазию, в результате чего получился настоящий шедевр: и идея, и ее воплощение были безупречны.
Джеймс Кенделл, стоя рядом с невестой, выглядел каким-то отстраненным, даже слегка рассеянным. Время от времени он подносил руку ко лбу, словно хотел сбросить с себя странное оцепенение, мешавшее ему воспринимать происходящее.
– Минуточку внимания, – произнес он, заставив себя наконец сосредоточиться, – мне хотелось бы сказать несколько слов. Прежде всего я благодарю всех, кто оказал нам честь и приехал на нашу помолвку.
Его голос звучал устало и невыразительно, но Марта не обратила на это внимания. Оглядев гостей, она отыскала глазами дочку и сделала ей знак рукой, чтобы та подошла. Теа лишь улыбнулась ей в ответ и покачала головой.
– Я благодарен судьбе за то, – продолжал между тем Джеймс Кенделл, – что она послала мне Марту. Я уже не раз был женат и чувствовал себя самым несчастным среди мужей. Встретив Марту, я словно заново родился. Теперь я самый счастливый среди обрученных, да простится мне этот нехитрый каламбур. В вашем присутствии, дорогие гости, я прошу эту удивительную женщину стать моей женой и продлить мое счастье на долгие годы.
Пока звучали аплодисменты, Марта что-то шепнула жениху на ухо, и тот, подняв руку, добавил:
– Еще два слова. В такой торжественный момент мы оба хотели бы видеть рядом с нами дочь моей невесты, очаровательную особу по имени Теа.
Теа залилась краской. Первым ее порывом было спрятаться за спины гостей, но Марта, догадавшись об этом, сказала громким, требовательным голосом:
– Иди же, дорогая, к нам, встань рядом со своей мамой!
Опустив глаза, Теа нехотя двинулась в центр зала, понимая, что такое внимание к ней – вовсе не проявление материнской любви, а обыкновенная показуха. Она-то знала, как бездушна была к ней всегда мать, как мало внимания ей уделяла.
Фоторепортеры запечатлели нежную сцену, гости выразили свое восхищение семейной идиллией.
– Первый кусок торта моей дочери, – во всеуслышание заявила Марта, – что ты стоишь с каменным лицом? – Это она сказала уже шепотом. – Улыбнись же наконец, можно подумать, что ты на похоронах!
Пока Марта старалась добиться своего от дочери, Джеймс Кенделл закрыл глаза, голова его склонилась набок, и он пошатнулся.
– Только без дурацких выходок! – продолжая лучезарно улыбаться, процедила шепотом Марта, скосив глаза на жениха, который любил иногда на людях выкинуть какую-нибудь шутку.
– Мне нехорошо, – только и успел ответить Джеймс Кенделл и как подкошенный рухнул на пол.
В зале воцарилась напряженная тишина, и было слышно, как щелкали фотоаппараты, направленные на распростертое на полу тело и на склонившуюся над ним женщину.
– Не будь идиотом, вставай, – со злостью шептала Марта, тряся неподвижного жениха за плечо, – ты же весь праздник испортишь!
Подоспевшие стюарды унесли хозяина яхты в его каюту, Марта же продолжала улыбаться как ни в чем не бывало.
– Простое недомогание, – успокаивала она гостей. – Последнее время Джеймс столько работал! Неудивительно, что произошел срыв. Веселитесь, прошу вас, а я отлучусь ненадолго, узнаю, как он там.
Словно разъяренная фурия, ворвалась она в каюту Джеймса и застала там трех его коллег, растерянно переговаривающихся между собой приглушенными голосами.
– Что за шутки он устраивает? – громко спросила она с порога. – Пусть немедленно поднимается к гостям!
Ответом ей было молчание. Потом один из врачей подошел к ней и, не говоря ни слова, обнял за плечи.