– Он сказал, что Тэсси не должна говорить подобные вещи.
– А когда ты опять приедешь? – заныла Эмма.
– Я скажу тебе по телефону, дорогая. Сейчас я этого не знаю.
– А мы сможем приехать к тебе домой?
Могла ли она ответить, что у нее больше нет дома?
– И об этом я скажу тебе по телефону.
– Почему ты должна уезжать сегодня, мама?
Няня насторожилась.
– Я должна ехать в школу и не могу опаздывать, Эмма.
– В школу? Но ведь ты уже взрослая! А взрослые не ходят в школу.
– Иногда ходят, – заметил Джерри. – Папа говорил мне.
Это решало вопрос. Если папа так сказал, значит, так оно и есть.
– Мы и в самом деле должны уже выезжать, – сказала няня. – Пора.
Все быстро встали и, пройдя вестибюль, вышли к машине. Эмма и Джерри бежали впереди.
– Красивые дети, – заметила няня, вероятно, пытаясь смягчить неловкость.
Через несколько часов, когда самолет поднялся в вечернее небо, Гиацинта попыталась вспомнить последние минуты, но не смогла. Она помнила предыдущий вечер, когда сидела в номере, делала дурацкие эскизы модной одежды и ждала встречи. А вот сегодняшний день прошел не так, как надо. Дело не в том, что Джерри и Эмма несчастливы. Няня к ним привязана, да и они ее любят. Джеральд, разумеется, обожает детей. Так что проблема совсем в другом. Жестокая истина заключалась в том, что дети постепенно ускользали от Гиацинты. Она теряла их.
Однажды под вечер раздался стук в дверь, и Гиацинта увидела на пороге Арни.
– Я не дозвонился сегодня, поэтому, возвращаясь с Уолл-стрит и проезжая мимо, решил наведаться к вам.
– Я только что вернулась с занятий и не успела прибраться. Наверное, вас удивляет, что в такой маленькой квартирке такой беспорядок. Впрочем, входите.
Застигнутая врасплох, Гиацинта оправдывалась. Арни стоял возле ломберного столика, на котором было разложено шитье.
– Давненько не видел вас.
– Но вы часто слышите меня по телефону, – улыбнулась она.
– Это не одно и то же. Не хотите пойти пообедать?
Арни заметил неразвернутый сандвич рядом с бутылкой минеральной воды, а также старенькую кровать в дальней комнате. «Он видит все. Уверена, Арни способен читать мои мысли», – подумала Гиацинта.
– Спасибо, в другой раз, – ответила она. – Эта вещь должна быть готова к утреннему занятию. Я ведь очень усердно занимаюсь.
– Хорошо. Не буду мешать вам. Только немного передохну.
Опустившись на стул, он стал разглядывать Гиацинту.
– Как поживаете? – спросил Арни.
– Отлично. Занимаюсь, чувствую себя превосходно.
– Отложите на минутку карандаш и поговорите со мной.
Гиацинту удивил его властный тон.
– Будьте откровенны со мной, Гиа. Думаете, я не знаю, что вы несчастны? Джерри рассказал Джеральду о том, что произошло на прошлой неделе, когда вы были там. И вчера в кафетерии после операции Джеральд поделился этим со мной. Вот поэтому я и здесь. Он очень сожалел о том, что сказала эта дама. Джеральд хотел бы сам все объяснить вам. Для детей было бы лучше, если бы вы иногда по- дружески контактировали.
«Поджог. Погиб человек. Считай себя везучей. Примирись со своей жизнью. Дружеский контакт…»
– Передайте Джеральду, Арни, что ему не стоило возлагать на вас такую миссию. В его словах нет ни единого слова правды. А в этих обстоятельствах… Да он сам все знает лучше, поэтому, пожалуйста, не просите меня больше об этом, ладно?
Арни развел руками.
– Хорошо, не буду. – Он вздохнул. – Это выше моего понимания. Наверное, для всех развод – трудное дело. После него всегда остается осадок. Я никогда не был женат, поэтому мне не дано знать. Кстати, почему я не был женат, тоже не знаю. Господи, мы видим стольких хорошеньких женщин по роду нашей деятельности! Может, это и напугало меня. Начиная заниматься пластической хирургией, я собирался излечивать военные раны, помогать жертвам аварий и тому подобное. Однако большинство наших пациентов – это женщины, которые хотят выглядеть моложе.
У Джеральда тоже были свои устремления. Гиацинта вспомнила молодого человека в Техасе, который родился с половиной носа. Джеральд рассказывал, как изменил лицо пациента, сделав его по существу совсем другим человеком. «Да, я должна понимать, что кто-то из пациенток платит доктору постелью.
Куда ушла страсть, опалявшая меня с того дня, как я увидела его, и полыхала вплоть до окаянного ночного пожара? Она умерла».
