Фредди, ласкавший пса, который ел из миски, поднял голову, встал с колен и, глядя на отца, спокойно произнес:
– Я люблю ее.
Дэн медленно опустился на стул. Хенни, все еще в пальто и шляпке, продолжала стоять, переводя взгляд с одного на другого, затем вдруг, непонятно почему, уставилась на часы. Минутная стрелка дернулась на одно деление вперед, прежде чем тишину нарушил голос Дэна.
– Ты сам не знаешь, что ты говоришь, – резко произнес он.
– Думаю, что знаю. И я прошу тебя, не говори, пожалуйста, ничего, о чем мне не захочется помнить.
– О чем, черт возьми, ты тогда говоришь? Может, ты нам объяснишь?
Хенни прижала руку к сердцу. Ей казалось, что даже сквозь пальто она слышит его громкий стук.
– Я говорю о Лии, которую люблю. И я еще раз прошу тебя не говорить ничего, о чем мне не захочется помнить.
Дэн смягчил тон, словно он почувствовал во Фредди нечто такое, подумала Хенни, что предупредило его не заходить слишком далеко.
– Я не собираюсь говорить ничего ужасного, Фредди. Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы так думать. Лично против Лии у меня нет никаких возражений. Разве я когда-либо относился к ней плохо? Разве не вырастил ее здесь, в этом самом доме? Но ты должен понять, что ты слишком еще неопытен, чтобы заговаривать о любви.
– Ты был не намного старше меня, когда влюбился в маму.
– А вот тут ты ошибаешься. Мне было уже двадцать четыре, а не двадцать один, когда мы встретились. Ты еще очень молод – и не в обиду тебе будет сказано, – даже слишком молод в том, что касается некоторых вопросов. Тебе недостает здравого смысла.
– Мои профессора говорят мне совсем обратное.
– Ручаюсь, твои профессора не слишком-то много говорят с тобой о женщинах, иначе они бы тоже сказали тебе, что ты многого еще не понимаешь.
– Я понимаю только одно, что я люблю Лию, и она любит меня.
– Неужели ты не видишь, что она не для тебя?! У вас же нет почти ничего общего! Ты заканчиваешь колледж, думаешь о докторской; она же работает в магазине одежды. Она необычайно честолюбива и прилагает все силы для того, чтобы пробиться наверх…
– Ты меня поражаешь! Ты, убежденный демократ, и вдруг такой снобизм!
– Ты меня совершенно не понял. Я хотел лишь сказать, что вы абсолютно разные и с годами эта разница только еще больше возрастет. Любовь между вами лишена всякого смысла, всякого здравого смысла. Чем скорее ты выбросишь из головы всю эту чушь, тем будет лучше для тебя и для Лии тоже. – Он повысил голос: – Она же прирожденная соблазнительница, Фредди!
– Замолчи, папа. Ты не знаешь, что говоришь.
– Нет, знаю! Есть вещи, которые способен видеть лишь умудренный опытом человек.
Умудренный опытом человек… Всегда одно и то же, подумала со вздохом Хенни. Всегда.
Фредди не ответил. Подхватив с пола пса, он крепко прижал к себе теплое маленькое существо и стал почесывать отвисшую морщинистую кожу у него под подбородком.
Прошло несколько томительных мгновений. Наконец, глубоко вздохнув, он медленно произнес:
– Мне жаль, что ты видишь все это в таком свете, потому что сегодня днем мы поженились.
Слова донеслись до слуха Хенни словно откуда-то издалека. Ее мозг отказывался их воспринимать.
– Вы поженились? – растерянно повторила она.
– Да, в городской ратуше, – Фредди сглотнул, и его сильно выступающий вперед кадык резко дернулся, как всегда вызвав в ней острое чувство жалости. – Пожалуйста, не сердитесь… не портите нам этот день. Пожалуйста. Все-таки это день нашей свадьбы.
Он напоминал провинившегося ребенка, который, представ перед судом родителей, храбрится изо всех сил, стараясь скрыть терзающий его страх. Губы у Хенни задрожали, и она поспешно прикрыла рот ладонью, на мгновение задержав ее там, прежде чем спросить:
– Почему ты ничего нам не сказал? – ей показалось, что она простонала эти слова.
– Вы отговорили бы нас, во всяком случае, попытались бы это сделать. Так лучше.
Дэн откашлялся.
– Я уже не говорю об уважении, – он с силой стукнул себя кулаком по колену, – но так отплатить твоей матери и мне за наше доверие – это подло и низко. Не знаю, как ты это называешь, но по-моему, это подло и низко.
– Мы совсем не хотели, чтобы так получилось. Если ты позволишь мне объяснить…
– Да, пожалуйста. Мне действительно хотелось бы знать, как ты дошел до того, чтобы совершить, я уверен, одну из самых ужасных ошибок в твоей жизни, проживи ты хоть до ста лет. Взвалить на себя подобную обузу, когда ты еще не встал твердо на ноги… Господи, никогда я не видел подобной глупости! Будь я проклят, если это не так!
– Прошу тебя, – взмолился Фредди, – поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Не омрачай нам этот счастливый день, который мы будем помнить всю нашу жизнь.
– Счастливый день… Счастливая пара – так, кажется, говорят? Где, между прочим, вторая половина
