что опасности никакой нет, подошел к воде и стал пить, а, напившись, повернул голову и посмотрел в их сторону, хотя и не мог их увидеть. Еще пару минут он стоял без движения, и солнечные лучи играли на его красноватой атласной шкуре, затем развернулся и исчез в лесу так же бесшумно, как и появился.
– Знаете, что приводит меня в ярость? – Мег сжала руку в кулак. – Папины друзья, которые охотятся на оленей. Папа не охотится, он не член их охотничьего клуба, но он мне об этом рассказывал, да я и сама вижу их на дорогах, когда мы приезжаем сюда на уик-энды осенью. Мне делается дурно, когда я вижу убитых оленей, которых закинули на верх машины, или оленьи головы на стене в чьем-нибудь доме. И ведь охота для этих людей – не способ добывания пищи.
– Да, Пол всегда говорил то же самое.
– Это отвратительно. Иногда они охотятся с луком и стрелами. В этом случае животное не всегда удается убить наповал и оно живет какое-то время в страшных мучениях с гноящимися ранами. Но капканы еще хуже. Бывает, что попав в капкан, – голос Мег задрожал, – лиса или енот пытаются откусить себе лапу, чтобы освободиться. Я никогда не буду носить меха, – закончила она.
Фредди закрыл книгу.
– Я помню, когда ты родилась, Мег, – мягко проговорил он. – А свои первые шаги ты сделала на моих глазах. Твои родители как раз были у нас в гостях.
– Знаете, мне всегда нравилось бывать у вас. Я бы хотела приходить к вам чаще. Мне нравится ваша мама.
– Ты ей тоже нравишься. Она считает, что у вас с ней внутреннее сходство.
– Мне жаль, что все так получилось с вашими родителями, – осмелилась сказать Мег. – В семье все пытаются понять, почему же это произошло.
– Пусть себе пытаются, раз уж не могут без этого.
– Я не хотела обидеть вас или лезть не в свое дело.
– Я знаю, Мег.
– Я хотела сказать… я люблю папиных родственников. Наверное, мне не следует так говорить, потому что мамины родственники тоже хорошие люди, но мне проще общаться с папиными – с вами, Полом, тетей Флоренс. А вот мои бабушки, – она хихикнула, – к счастью, теперь, когда бабушка Хьюз вернулась на Юг, они практически не встречаются, а раньше было так смешно слушать, как они кичатся друг перед другом своим происхождением и обмениваются вежливыми колкостями. Они обе такие гордые.
Фредди засмеялся.
– Ну, в этом нет ничего необычного. Человеку это свойственно. Во всяком случае некоторым представителям человеческого рода.
Подумав внезапно о том, что часто занимало ее мысли, Мег вздохнула.
– Я хочу сказать вам что-то. Возможно, они ведут себя глупо, но зато они твердо знают, кто они такие. И не только они. И вы, и Лия тоже. – Здесь мысль ее устремилась в другое русло. – Ах, Лия такая чудесная, Фредди. Хотела бы я иметь такую сестру. Правда, она чудесная?
– Ты собиралась что-то сказать мне, – ответил Фредди.
– Ах да, я говорила… Мама принадлежит к англиканской церкви, а теперь и папа перешел в эту веру, но они не соблюдают никаких обрядов и, мне кажется, не верят по-настоящему. Для них это одно название. А я совсем запуталась, справляю седер[60] в доме тети Флоренс, а потом слушаю в школе христианские пасхальные молитвы. Так кто же я? Вот у вас такого вопроса не возникает, правда, Фредди?
– Да, вера – единственное, что осталось у меня неизменным.
– Праздновать пасху и седер – это все равно что ничего не праздновать.
Мег чувствовала, что отца тоже терзают сомнения и неуверенность, хотя он это и отрицал. Находясь в компании своих новых друзей здесь в деревне или в обществе родственников жены, он никогда никого не перебивал, ни с кем не вступал в спор и не смеялся так громко, как в кругу своих родных или нью-йоркских друзей, в большинстве своем евреев.
Однажды, поборов нерешительность, Мег сказала ему, что в деревне он становится «другим», не уточнив, в чем конкретно это проявляется. Он удивленно округлил глаза и принялся ее разубеждать.
«Что ты выдумываешь, Мегги! Я никогда никого из себя не изображаю. Может, у меня много других недостатков, но уж в этом меня не упрекнешь. Фальшь, притворство мне чужды. Я такой, какой есть, где бы я ни находился».
И она увидела, что он верит в то, что говорит.
Сейчас она повторила, размышляя вслух:
– Да, я и в самом деле не знаю, кто я такая и где мое место.
– Я могу это понять, – откликнулся Фредди.
– О, я вас утомила, – воскликнула Мег, увидев, что он отвернулся.
– Нет-нет, почему это тебе пришло в голову?
– Ну, я подумала… Мне ведь только пятнадцать. Вряд ли у нас с вами могут быть общие интересы.
– Иди сюда, Мег, встань передо мной, чтобы мне не вертеть головой.
В лучах солнца его волосы казались совсем белыми. Он был похож на греческого юношу, и голова у него была как у античной статуи, изображенной на фотографии в учебнике по истории древнего мира: удлиненная, узкая, изящная как у женщины. Будь волосы у него подлиннее, подумала Мег, он вообще был бы похож на женщину.
– Если бы мне пришлось начать все с начала, – сказал он, – я бы женился на тебе, Мег.
