знаю и никогда теперь не узнаю, счастлива ли она… хотя, наверное, счастлива, раз, по словам Штерна, беспокоится о нем. И все же я не знаю этого наверняка. А Штерн мне понравился. Он мне и сейчас нравится. А, черт, Ильза была права. Лучше бы мне ничего не знать ни об Айрис, ни об этом их сыне. Должно быть, он и в самом деле доставляет им массу беспокойства. И дело, видимо, не только в том, о чем рассказал Штерн, иначе он не переживал бы так. О, черт, я все равно ничего не могу сделать. И мне было спокойнее, пока я довольствовался собственными фантазиями, представляя себе Айрис то в белом свадебном платье, какой увидел ее, стоя тогда напротив синагоги, то в черном, бархатном, танцующей с мужем на том обеде несколько лет назад. Да, мне было спокойнее.
6
В Рождество Пол и Лия с Биллом с утра поехали к Мег. Хотя Рождество не было для них праздничным днем, как для большинства, это все же был подходящий повод для того, чтобы все оставшиеся в живых члены семьи могли собраться вместе. К ним всегда присоединялись друзья и соседи Мег, очень приятные люди.
Трое из детей Мег уже были на месте – Агнес, приехавшая из Нью-Мексико, Люси со своим очередным кавалером и, к некоторому неудовольствию Пола, Тимоти. Пол обменялся с ним несколькими словами приветствия, и оба тут же заговорили с другими гостями.
Все это похоже на иллюстрацию Рокуэлла[16] или гравюру Курьера и Ивза,[17] подумал Пол, оглядываясь вокруг. Снег белым ковром покрывал лужайку перед домом, а на старой каменной стене вокруг дома он заледенел гребнями, похожими на застывшие волны. В гостиной сверкала роскошная елка, украшенная стеклянными игрушками, собранными за много лет. На камине стояли рождественские открытки, а сбоку висели толстые красные чулки.
– И для собак есть чулки, – сказала Мег. – На Рождество мы не забываем и о Пенни с Дейвом.
Пенни и Дейв – ирландские спаниели, занимавшие на равных правах с Мег и Ларри хозяйскую спальню. Сейчас их забавные морды с висячими шоколадно-коричневыми ушами выглядывали из угла столовой, куда они перебрались перед началом обеда; кроткие золотисто-карие глаза внимательно следили за гостями.
Да, времена изменились. Мать Мег ни за что бы не позволила собакам находиться в столовой во время обеда. Не было больше и молодых горничных в серых шелковых платьях, которые, бывало, прислуживали за столом, и приготовленный Мег обед подавала одна-единственная пожилая прислуга. Но кое-что осталось без изменений. Старый дом, например. Только вот солярий переделали под контору, да во дворе, сбоку от дома, поставили теперь собачьи конуры. Обеденный стол, в центре которого стояли сосновые ветки, украшенные маленькими блестящими шарами и бантиками из красного бархата, тоже сохранился со старых времен. И угощение, и сервировка стола были традиционными. На обед подали индейку, ростбиф, йоркширский пудинг, тушеный картофель, репу, луковое пюре, горячие рогалики и клюквенный соус с апельсиновой цедрой, по вкусу точно такой же, каким он запомнился Полу с детства. Сидр, вино и кувшин с эггногом[18] стояли сбоку на буфете; на столе между подсвечниками расставлены серебряные блюда бабушки Анжелики с марципанами и фаршированными финиками.
Пол ни за что не хотел пропустить этот праздник. Ощущение последовательности, непрерывности всегда оказывает чудесное эмоциональное воздействие на человека, размышлял он; приятно сознавать, что есть вещи, которые остаются неизменными в лихорадочной круговерти современного мира, служат своего рода якорем. Не много найдешь нынче мест, подобных этому; «юная» Мег, которая тем временем подошла к шестидесятилетнему рубежу, все еще живет в родительском доме, а он, ее кузен, по-прежнему поддерживает с ней отношения. Пол оглядел гостей. Лия с Люси о чем-то болтали, хотя, казалось бы, могли уже наговориться – ведь каждый день видят друг друга в магазине. Он украдкой бросил взгляд на Тима – одетый в мятую клетчатую шерстяную рубашку тот, судя по всему, «бросал вызов» остальным, на ком были праздничные костюмы. Ребячество, если разобраться. Ребяческая демонстрация. Раньше он и внимания не обратил бы, какая на Тиме рубашка, а обратив, не придал бы этому значения. Все изменилось после того случая в Иерусалиме. Мысли Пола переключились на Томаса, сына Мег, не пользовавшегося его особой любовью, и он обнаружил, что ему хочется, чтобы Томас оказался сейчас здесь, с ними, что желает ему невредимым выбраться из Вьетнама. Да, большое все-таки дело – кровные узы.
Мужской голос прервал его размышления.
– Нас, по-моему, не познакомили.
Пол посмотрел на мужчину лет сорока с небольшим, манерами своими тот производил впечатление светского человека.
– Меня зовут Пол Вернер, – сказал он. – Я кузен Мег.
– О, извините, – вмешалась Мег, сидевшая в конце стола, как раз между Полом и незнакомцем. – Мне казалось, я вас представила друг другу. Это мистер Джордан, Виктор Джордан.
– Кто вы, я, конечно, знаю, – заметил мужчина.
– Откуда?
– Кто же не знает банкирского дома Вернеров? – Мужчина выглядел удивленным.
Полу не понравилось это замечание, прозвучавшее, на его взгляд, чересчур льстиво.
– Ну, это зависит от того, чем вы занимаетесь и откуда вы.
– О, у меня довольно широкие деловые интересы, и я всегда говорю, что я из Европы. Европа, знаете ли, такое обширное понятие. – Джордан вежливо улыбнулся.
Памятуя о правилах приличия, Пол продолжил беседу:
– Вам, наверное, нравится путешествовать.
– Не слишком. Я делаю это в интересах бизнеса. И я ненавижу гостиницы. У меня собственные апартаменты в нескольких городах – Париже, Лондоне и тому подобных.
Пока Джордан говорил, Пол пытался понять, что он за человек. У него был легкий иностранный акцент. И он совсем не похож на друзей Мег. Все они были людьми одного типа – добродушные деревенские жители, вернее сказать, горожане, которые перевоплотились в таковых, следуя своим вкусам и привычкам; такие люди показывают своих собак, держат овец, ведут разговоры об урожае и, как подобает благонамеренным гражданам, ходят на избирательные участки в дни выборов. Этот же мужчина, в дорогом темном костюме, с сардоническим выражением смуглого лица, совсем из другого круга.
Мег, выполняя обязанности хозяйки, пояснила:
