школе, что ты помолвлена со мной. – Он усмехнулся. – Тебя это устроит, да?
– Так быстро, так скоро, – вздохнула она, качая головой.
– Почему нет? Лови момент! Я всегда следую этому девизу.
Он подъехал к обочине.
– Перед тем как я отвезу тебя назад, давай договоримся: через неделю в субботу?
– Где, где это будет?
– Здесь, гражданская церемония.
– Но разве ты не католик?
– Боюсь, что во мне осталось не так уж много религиозности. И ты не католичка, так что гражданская церемония прекрасно подойдет. Конечно, детям придется иметь какую-то религию. Это я предоставлю тебе.
Дети. Это слово снова соединило их, как когда они стояли обнявшись на ветру.
– Тебе надо будет отпроситься на уик-энд, нужно будет приглашение от родственника.
– Я поговорю с директрисой, придумаю что-нибудь.
Он снова широко улыбнулся:
– Не надо. Я уже договорился.
Они регистрировались в Ритц-Карлтон в Бостоне. Через его плечо она смотрела, как он выводит твердыми крупными буквами «мистер и миссис Пауэрс». На левой руке выступало под перчаткой обручальное кольцо, широкий ободок с бриллиантами; на правой руке был маленький сапфир, окруженный более скромными бриллиантами. Эти кольца свидетельствовали, что все, что с ней происходит, – не сон.
Когда они шли за коридорным, она увидела себя в высоком зеркале. В голубом шерстяном платье она выглядела невестой.
Утром, когда соседка по комнате увидела ее, она воскликнула:
– Боже правый! Ты выглядишь как невеста!
– Я не смогла отказаться от голубого, – тихо ответила Мэг.
Вот будет разговоров, когда они узнают правду!
Донал дал на чай коридорному и запер дверь. Окна выходили на Коммон, где шли люди, словно это был обычный день. Он поднял шторы до самого верха, и комнату залил яркий солнечный свет.
– Мы слишком высоко, чтобы кто-то подглядывал, а мне хочется смотреть на тебя. Увидеть все, что можно увидеть.
Он сбросил покрывало с кровати:
– У нас всего полтора дня, давай не будем терять время.
Она продолжала удивляться себе. В мыслях она представляла себя иначе: стеснительной, робкой и неловкой. Но сейчас не было ничего подобного. Она пошла в ванную, твердыми руками разделась и надела ночную рубашку; вытащила шпильки из волос, и они рассыпались по плечам. С бьющимся сердцем она вернулась в комнату.
Он ждал ее у постели в черном шелковом халате. Его глаза расширились от удовольствия.
– Ты не боишься, – удивился он.
– Нет. Ты думал, я буду бояться? Я сама так всегда думала.
– Ты не знала себя. Тебе бы захотелось этого, если бы ты имела хоть малейшее представление, что это такое. Иди ко мне.
Он протянул руку и стянул с нее рубашку, потом сбросил с себя халат, и они упали на кровать.
В то же самое время в Нью-Йорке Поль вешал телефонную трубку.
– Элфи считает, что это действительно серьезно, – сказал он Мариан. – Он говорит, что уверен, если этот человек сделает предложение, Мэг согласится. Возможно, летом, после выпускных экзаменов.
– Что он хочет от тебя?
– Ну, он думает, что Мэг может прислушаться ко мне. Он хочет, чтобы я «выложил все карты на стол» и строго поговорил с ней, знаешь же, какой Элфи. И он считает, что мы с тобой могли бы предложить какого- нибудь молодого человека в качестве спасителя.
Неожиданно Полю вспомнился насмешливый сардонический взгляд Донала Пауэрса.
– Собственно говоря, я должен быть в Бостоне в следующем месяце, но я мог бы ускорить свою поездку. Договорись с Мэг встретиться за завтраком или ланчем. Мы остановимся в Ритце. Может, ты сумеешь поговорить с ней, высказать женскую точку зрения, – ворчал Поль. – Я не понимаю, почему меня заставляют советовать влюбленным.
– Твоя семья всегда тебя заставляет что-то делать, – вздохнула Мариан. – Я беспокоюсь за тебя, Поль. Тебе надо больше думать о своем здоровье. Ты перетруждаешься, это может кончится повышенным давлением.
– Нет, нет, я здоров. Сильный как лошадь.
Мэг сидела спиной к окнам, и завитки волос, выбившиеся из прически, светились на свету. Она всегда казалась старше своих лет – матрона, подумал Поль, словно все непосредственное в ее существе сдерживалось усилием воли. Но сейчас, в эту минуту, она сияла. И он вспомнил, как был потрясен тем же
