Во вторую декаду месяца Фравардин, посвященного Фравашам – душам усопших предков; во вторую декаду месяца поминальных молитв и благочестивых помыслов – о вечное небо! – меня призвал к себе солнцеликий Кей-Кобад, шах кабирский. Явившись пред очи владыки, я пал ниц и внимал его велениям. Но на этот раз шах долго молчал, а потом сказал удивительное.
– Держава моего легендарного предка, Кей-Джамшида, – сказал владыка, – простиралась от масличных рощ Кимены до барханов Верхнего Вэя. Это так, хирбед Гургин?
– Это так, мой шах, – отвечал я с благоговением. – Кей-Джамшид был повелителем мира, и фарр его являлся своему обладателю в виде святой чаши, откуда Кей-Джамшид обеими руками черпал благодать.
– Почему же нынешние времена – лишь слабое подобие прошлых? – спросил владыка.
Я пожал плечами. Что отвечать? Что Кей-Джамшид возгордился сверх меры и стал черпать из чаши не обеими руками, а ведрами и черпаками? Что святая чаша от гнева раскололась на сотню кусков, и каждый кусок обратился в отдельный фарр – кабирского Златого Овна, Лунного Зайца Харзы, Синего Тура Лоула, мэйланьского Голубя-Мяо?..
Вряд ли владыка хотел услышать от меня то, что прекрасно знал сам.
– Пора вернуть величие прошлого, – Кей-Кобад расхаживал по покоям, не глядя на меня. – Пора склеить чашу моего предка Джамшида! Пора шахский кулах превратить в диадему царя царей! И ты поможешь мне в этом, верховный хирбед Гургин, поможешь… Я приказываю: через месяц ты явишься в эту залу и изложишь мне способ осуществить великий замысел! Проклятье, я головой согласен рискнуть ради желаемого!.. я жду тебя, Гургин, я жду тебя через месяц…
Уже в дверях меня догнали последние слова Кей-Кобада.
– Это приказ, хирбед! – сухо бросил владыка в спину раба своего, скорее подчеркивая, чем напоминая.
С того часа мне кажется: шах кабирский знал больше, чем говорил. Видимо, меж хирбедов сыскался- таки отступник, приоткрывший Кей-Кобаду краешек завесы над тайнами «небоглазых». Ведь словами «это приказ!» шах ставил меня в безвыходное положение! – а шахи редко произносят вслух такие слова, ибо любая их прихоть – и без того приказ. Ослушайся я Кей-Кобада, откажись искать нужный способ – это означало бы, что некий Гургин, человек с голубыми глазами, воспротивился воле обладателя фарра, воле олицетворения державы!..
Вскоре среди дэвов Мазандерана вполне мог явиться еще один, плохо помня о своем звании верховного хирбеда.
Предложи я способ наугад, без должного разумения и надежды на успех – пусть надежды куцей, будто заячий хвост! – шах погиб бы страшной смертью, пытаясь накрыть одним плащом двоих, пытаясь стать вдвое больше, а вместо этого разрываясь пополам…
С нового Испытания вернулся бы новый шах; но что решил бы Златой Овен относительно неудачливого советчика Гургина?!
Относительно того человека с голубыми глазами, чей совет на миг подвел Овна к краю пропасти?!
Вскоре среди дэвов Мазандерана… впрочем, об этом я уже говорил.
Время шло.
Я долго думал.
Подобно сапожнику, пытающемуся из одной заготовки стачать две пары сапог; подобно цирюльнику, норовящему из редких прядей на подбородке старца соорудить пышную бороду в завитках; подобно матери, которой нужно одной лепешкой накормить ораву сыновей.
Я очень долго думал.
У меня имелся в запасе целый месяц; много, крайне много, если ты обучен думать.
Да, султан Харзы был прав, указывая новому владыке Кабира, где искать! Шах Кей-Кобад действительно вознамерился разбить страну на четыре удела, официально назвав каждого наместника – марзбана – шахом, а себя – царем царей! Безумие? Чушь? Возможно…
Если не пройти заново путем размышлений глупого Гургина.
Вот они, осколки чаши Джамшида, фарры держав: овен, голубь, заяц… Но где же видано, чтобы зайцы охотились на голубей, а туры наполняли чрево бараниной?! Огнь Небесный распорядился единственно правильным образом; фарры не были способны стать друг другу врагами или соперниками.
Но приказ Кей-Кобада… приказ воина… приказ волка!
Я решил превратить Овна в волка.
И мой совет Кей-Кобаду был волчьим советом, попыткой научить шаха есть сырое мясо, не поперхнувшись. В качестве первой добычи предполагались наместники четырех уделов – частицы собственного кабирского фарра. Безопасно; наивно; удивительно! – но волчица приучает детей к мясу исподволь, таская в логово то овечью лопатку, то полевую мышку… лопатку надо грызть, мышку надо душить, а там черед дойдет и до серьезной травли.
После обеда само собой у шахиншаха, у царя царей Кобада должна была возникнуть любовь к свежатине.
Или хотя бы – привычка.
А сияние фарра, после того как Златой Овен поглотит собственные частицы, должно было стать – хищным.
Я не видел иного способа склеить чашу Кей-Джамшида.
Совет пришелся владыке по душе. Он искренне пытался облагодетельствовать меня, предлагая открыть для умницы-Гургина свою сокровищницу; он щедро жертвовал на храмы и приближал хирбедов сверх меры. Одновременно Кей-Кобад заказал себе бранный доспех, новые латы для новой славы и собирался буквально на днях объявить о реформе обустройства державы.
А я все чаще ловил себя на недостойном хирбеда возбуждении.
Мне стало интересно: прав ли я?
Можно ли на самом деле превратить Златого Овна в Серого Волка?!
Когда возбуждение достигло предела, я увидел сон – хотя обычно сплю без сновидений. Символ кабирского фарра сидел напротив меня и смотрел в упор налитыми кровью глазами. Ничего не предпринимал; просто сидел и смотрел. Будто раздумывал: что следует со мной делать? Или иначе: что следует делать со мной за то, что я собирался сделать с ним, Златым Овном? И баранья морда ухмылялась мне в лицо зловещим оскалом.
Волчьим.
Мы, хирбеды, путем долгих усилий приучаем себя видеть образ державного фарра; не так, как все, но мы его видим, в отличие от простых «небоглазых».
В эту ночь я проклял дар виденья.
На следующее утро меня вновь призвал к себе владыка Кабира.
– Мне снился Златой Овен, – без обиняков сообщил он. – Ему по душе избранный мной путь. Дело за малым: перед началом нового пути я должен опять пройти через пещеру Испытания. Один, без спутников и соперников. Войдет не шах-заде, но шах; выйдет не шах, но шахиншах. Ты поедешь сопровождать меня.
– К пещере Испытания ездят два хирбеда сопровождения, – я низко поклонился, недоумевая. Воля Златого Овна показалась мне по меньшей мере странной. Но разве не было странным все, задуманное нами?!
Шах брезгливо поморщился.
– Лишние уши, лишний язык, мой Гургин… Говорят, у тебя есть ученица? Молоденькая глупышка? Возьми ее.
Так Нахид впервые оказалась в горах без названия.
Вопреки обычаю: хирбедов сопровождения избирает не воля шаха, а Совет служителей Огня Небесного – но Совет согласился с моим предложением.
Мы легко добрались до пещеры Испытания, и Кей-Кобад вошел внутрь.
Я и Нахид ждали его у выхода до самого заката.
А потом еще – от рассвета до заката.
А потом еще.
