Увидев, что Торби смутился при виде странного оборудования, он, не скрывая презрения, объяснил, как пользоваться туалетом. Затем они вместе вернулись в каюту Торби.
– Оставайся здесь. Еду тебе принесут.
– Первый помощник Главного энергетика, сэр!
– Да?
– Могу я поговорить с капитаном Краузой?
Мужчина удивился:
– Ты что, думаешь, шкиперу больше делать нечего, как только говорить с тобой?
– Но я…
Мужчина уже ушел. Торби говорил со стальной панелью.
Черев некоторое время появилась еда, ее принес на подносе юноша, который вел себя так, будто он пришел в пустую комнату. Потом юноша принес другое блюдо и хотел забрать первый поднос, но Торби почти заставил обратить на себя внимание: он вцепился в грязный поднос и заговорил с юношей на интерлингве. Он уловил, что его поняли, но в ответ прозвучало одно короткое слово: Фраки!
Торби не понял смысла слова, но уловил презрение, с которым оно было произнесено. Фраки это маленькое ящероподобное животное, питающееся падалью, которое водится на Альфа Центавра Прайм-III, в одном из первых освоенных человеком миров. Это бесформенное, безобразное, безмозглое создание, весь образ жизни которого вызывает отвращение. Его мясо может есть разве что умирающий с голоду. Его кожа неприятна на ощупь и имеет скверный запах. Но слово «фраки» означает куда больше «крот», «ползающий по земле», грязный неряха, недочеловек, чужак, изгой, дикарь, который недостоин даже презрения. В культуре Старой Земли многие названия животных использовались как оскорбления: свинья, поросенок, собака, корова, акула, вошь, крыса, червяк, список этот бесконечен. Но ни одно из них не являлось большим оскорблением, чем «фраки».
К счастью, Торби понял лишь то, что юноше на него наплевать.
Через некоторое время Торби захотелось спать. Хотя он освоил жест, с помощью которого открывалась дверь, но, как ни старался, пуская в ход ногти, колени и кулаки, опустить койку ему не удалось: так он и провел ночь на полу. Утром принесли завтрак, но Торби больше не пытался завязать разговор, опасаясь новых оскорблений. В туалете напротив каюты он встречал других мальчиков и молодых людей, и, молча наблюдая за ними, он понял, как можно выстирать себе белье. Специальное приспособление принимало одежду и через несколько минут возвращало ее чистой и сухой. Торби пришел в такой восторг, что стирал свою новую одежду по три раза на дню. Все равно других дел у него не было. Ночью он опять спал на полу.
Торби сидел на корточках в своей каюте, чувствуя болезненное одиночество, тоску по папе, и жалел, что покинул Джаббал, когда в дверь постучали: Можно войти? спросил чей-то голос по-саргонийски с плохим произношением.
– Входите! радостно ответил Торби и открыл дверь. Перед ним стояла женщина средних лет с приятным лицом. Добро пожаловать! сказал Торби по-саргонийски и отступил в сторону.
– Спасибо за гостеприимство, она замялась и спросила: Ты говоришь на интерлингве?
– Конечно, мадам.
– Благодарение Богу, сказала она на системном английском. Я совсем забыла саргонийский. И перешла на интерлингву: Будем говорить на ней, если не возражаешь.
– Как пожелаете, мадам, ответил Торби на том же языке, потом добавил на системном английском: Если вы не предпочтете какой-нибудь другой язык.
Она оживилась:
– Сколько же языков ты знаешь? Торби подумал:
– Семь, мэм. Немного разбираюсь и в некоторых других, но не могу утверждать, что говорю на них.
Она удивилась еще больше и тихо проговорила: – Возможно, я ошиблась. Поправь меня, если я скажу что-нибудь не так, и извини за невежество, но мне сказали, что в Джаббалпоре ты принадлежал нищему.
– Я сын Бэзлима Калеки, с гордостью ответил Торби, – нищего по лицензии, милостью Саргона. Мой покойный отец был ученый человек. Его мудрость известна всей Площади.
– Охотно верю. Мм-м… что, на Джаббале все нищие полиглоты?
– Что вы, мэм! Большинство говорит только на уличном арго. Но мой отец не позволял мне им пользоваться… разве что в необходимых для работы случаях.
– Разумеется, она моргнула. Жаль, что я не была знакома с твоим отцом.
– Спасибо, мэм. Садитесь, пожалуйста… Мне стыдно, что я могу предложить вам сесть только на пол… но все, что у меня есть, ваше.
– Спасибо, она села на пол с большим усилием, чем Торби, который тысячи часов провел в позе лотоса, выпрашивая милостыню.
Торби не знал, следует ли закрыть дверь, или та, которую он называл по-саргонийски «миледи», нарочно оставила дверь открытой. Он смущался и не знал, как вести себя в этой абсолютно незнакомой для него ситуации. Но, решив следовать здравому смыслу, он спросил:
– Вы предпочитаете, чтоб дверь была открыта или закрыта, мэм?
– А? Неважно… Да, может быть, лучше оставить ее открытой: здесь каюты холостяков звездного корабля, а я являюсь для них табу, так как живу среди незамужних женщин. Но для меня допускаются свобода и привилегии, как для комнатной собачки. Меня терпят, хоть я и фраки, она произнесла последнее слово с кривой усмешкой.
Торби не уловил смысла ключевых слов:
– Собака? Это из породы волков?
Она быстро окинула его понимающим взглядом:
– Ты этот язык выучил на Джаббале?
– Я никогда не был за пределами Джаббалы, разве что когда был еще маленьким. Извините, если я говорю с ошибками. Вы предпочитаете интерлингву?
– О, нет. Ты прекрасно говоришь на системном английском… Твое произношение ближе к земному, чем мое. У меня никогда не получается произносить гласные так, чтобы не выдать места своего истинного происхождения. Но мне хватает и того, что меня понимают. Разреши представиться тебе. Я не принадлежу к свободным маркетерам. Я антрополог, и они позволяют мне путешествовать с ними. Меня зовут доктор Маргарет Мэйдер.
Торби наклонил голову и сложил ладони:
– Очень приятно. Мое имя Торби, сын Бэзлима.
– Мне очень приятно, Торби. Зови меня Маргарет. Мое звание здесь все равно ничего не значит, раз это не корабельный чин. Ты знаешь, что такое антрополог?
– Я очень сожалею, мэм… Маргарет.
– Значение слова проще, чем звучание. Антрополог это ученый, который изучает, как люди живут друг с другом.
– Это наука? с сомнением спросил Торби.
– Иногда я и сама удивляюсь. На самом деле, Торби, это сложная наука, потому что модели общественной жизни, которые вырабатывают люди, кажется, бесконечны. Каждый человек имеет только шесть признаков, общих со всеми другими людьми и отличающих людей от животных, три из них следуют из нашего физического строения, а еще три изучаются. Все остальное, что человек делает и во что он верит, его обычаи и экономическая практика варьируются бесконечно. Антропологи изучают все эти переменные величины. Понимаешь переменные величины?
– Ага, неуверенно сказал Торби, как «иксы» в уравнениях.
– Верно! с воодушевлением согласилась она. Мы изучаем «иксы» в человеческих уравнениях. Я изучаю, как живут свободные маркетеры. Они выработали, вероятно, самое необычайное решение трудной проблемы: как оставаться людьми и выжить в любом исторически сложившемся обществе. Они уникальны. Она неловко шевельнулась: Торби, ты не будешь возражать, если я сяду на стул? На полу мне как-то неудобно…
