где-то находиться… и так далее. Каждое измерение требует дальнейшего, а не то геометрия перестанет существовать. Вселенная перестанет существовать. – Он стукнул по столу: – Но она есть, поэтому мы знаем: мультипространство существует… даже если мы его не видим, это больше, чем мы можем увидеть за преходящую секунду.
– Но где все это кончается?
– Нигде. Измерения бесконечны.
– Это меня пугает, – она вздрогнула.
– Не бойся. Даже Главный инженер имеет дело только с первой дюжиной измерений. И – постой, мы же выворачиваемся наизнанку, когда корабль входит в иррациональное пространство. Ты это чувствуешь?
– Нет. По-моему, я в это не верю.
– Неважно, потому что мы так устроены, что не чувствуем. Ты, например, ешь суп и не проливаешь ни капли, хотя суп тоже переворачивается. Это просто математическая концепция, как квадратный корень из минус единицы – мы сталкиваемся с этим, когда переходим границу скорости света. Все это связано с многомерностью. Ты не должна этого ощущать, видеть, понимать, надо просто выработать для этого логические символы Но оно реально, если «реальное» что-нибудь означает. Никто никогда не видел электрона. Или мысли. Нельзя увидеть мысль, нельзя измерить, взвесить или попробовать ее, но мысли – самая реальная вещь в Галактике. – Торби цитировал Бэзлима.
Она посмотрела на него с восхищением:
– Ты, должно быть, ужасно умный, Торби. «Никто никогда не видел мысли.» Это мне нравится.
Торби с удовольствием принял похвалу.
Придя к себе в комнату, он увидел, что Фриц читает, лежа в постели. Торби ощутил приятное чувство, которое появляется, когда говоришь с жаждущим знаний человеком.
– Привет, Фриц! Занимаешься? Или попусту убиваешь время?
– Привет. Занимаюсь. Изучаю искусство.
– Смотри, чтоб Бабушка тебя не поймала, – Торби оглянулся.
– Будет что предложить этим проклятым слизнякам, когда мы в следующий раз попадем на Финстер. – Вуламурра была «цивилизованной планетой», и холостяки пополнили свои запасы картинок. – Ты выглядишь так, как будто выжал премию из лозианцев. Что стряслось?
– А, с Лоэн потолковали. Я ей объяснил про n-пространство… будь я проклят, если она не схватывает на лету.
Фриц спокойно смотрел на него.
– Да, она сообразительная. – И добавил: – Когда Бабушка ее прогонит?
– Ты о чем?
– Не прогонит?
– Не будь дурнем!
– Мм-м… Ты находишь ее интересной. И умной. Хочешь знать, насколько она умна?
– Ну?
– Она такая умная, что на «Эль Нидо» училась в школе. Ее специальность – математика. Точнее, многомерная геометрия.
– Не может быть!
– Я случайно считывал ее пленку. Спроси ее сам.
– Ну и ну! А почему она здесь не изучает мате-
матику?
– Спроси Бабушку. Торби, мой тощий и глупенький братишка! По-моему, ты повредился головкой! Но я тебя люблю такого, какой ты есть, даже за то, как неловко и мило вытираешь слюну с подбородка. Хочешь совет от старшего и умного?
– Валяй. Все равно скажешь.
– Спасибо. Лоэн славная девочка, наверное, с ней приятно решать уравнения всю жизнь. Но я не выношу, когда человеку всучают товар до того, как он попадет на рынок. Если продержишься до следующего прыжка, то увидишь, что у Народа много молоденьких девушек. Несколько тысяч.
– Я жену не ищу!
– Тю-тю! Мужчина должен искать. Подожди Слета – там и подыщешь. А теперь заткнись, я изучаю искусство.
– А кто болтает?
Торби не спросил Лоэн, чем она занималась на «Эль Нидо», но у него раскрылись глаза на то, что он всего лишь пешка в этой игре. Это его задело. Слова доктора Мэйдер врывались в его сон: «
Отец и вуламуррский чиновник болтали, а Торби хмурился. Покинуть ли ему «Сизу»? Если он не хочет быть маркетером всю жизнь, он должен выбраться отсюда, пока еще не женат. Конечно, он мог и не спешить – как Фриц. Нет, он ничего не имел против Лоэн, хоть она его дурачила.
Но, если он собирается уходить – а он сомневался, сможет ли выдержать подчиненную обычаям монотонную жизнь, – тогда лучшего шанса, чем Вуламурра, пожалуй, не будет долгие годы. Никаких каст, никаких гильдий, никакой нищеты, никаких иммиграционных законов – ведь они признают даже мутантов! Торби видел шестипалых, волосатых, альбиносов, волчеухих, гигантов и другие существа с отклонениями. Если человек способен работать, Вуламурра его примет.
Но как это сделать? Сказать «извините», выйти из комнаты – и бежать? Затеряться, пока «Сизу» не взлетит? Он не может пойти на это. Предать отца, «Сизу» – он слишком многим им обязан.
Что тогда? Сказать Бабушке, что он хочет уйти? Да скорее звезды погаснут, чем Бабушка его отпустит. Неблагодарность к «Сизу» Бабушка будет рассматривать как непростительный грех.
А кроме того… Приближается Слет. Он жаждал увидеть Слет. И нехорошо будет выйти из пьесы. Он не отдавал себе отчета в своих мыслях, хотя увлекся театром… ему все-таки не хотелось играть героя в мелодраме – а ждать было нельзя.
Итак, он избегал решения вопроса, откладывая его.
– Мы уходим, – капитан Крауза положил руку ему на плечо.
– Ох, извините, отец. Я задумался.
– Думай, сынок, это всегда полезно. До свидания, директор, в следующий раз надеюсь зайти к вам снова.
– Меня здесь не будет, капитан. Я собираюсь найти себе место где-нибудь на краю земли. Участок возьму. Если когда-нибудь устанете от стальных палуб, для вас тут найдется место. И для вашего сына.
На лице капитана не выразилось отвращения. – Спасибо. Но мы не знаем, за какой конец плуга браться. Мы маркетеры.
– Каждой кошке своя мышка.
Когда они вышли на улицу, Торби спросил:
– Что он хотел этим сказать, отец? Я видел кошек, но что такое – мышка?
– Грызун такой, маленький и противный. Он хотел сказать, что каждый человек имеет подобающее ему место.
– А-а. – Они шли молча, Торби размышлял, нашел ли он подобающее ему место.
Капитан Крауза размышлял о том же самом. Рядом с «Сизу» стоял корабль, присутствие которого волновало его. Это был почтовый курьер, официальное судно Гегемонии, с командой из гвардейцев Слова Бэзлима упреком звенели в его голове: «…когда представится удобный случай, прошу тебя передать его командиру любого военного судна Гегемонии». Это судно не было военным. Но не надо придираться к словам, пожелания Бэзлима ясны, и этот корабль вполне подходит. Долги надо платить. К несчастью, Мать точно придерживалась слов. О, он знал, почему: она намерена показать мальчика на Слете. Она решила извлечь все возможные выгоды из того факта, что «Сизу» платит долги Народа. Что же, это можно понять.
Но как это несправедливо по отношению к мальчику!
Или нет? Крауза хотел взять мальчика на Слет по своим собственным соображениям. Теперь он был
