прекратится, поскольку любое новшество, касающееся тайников, становится бесполезным, как только о нем узнают многие. Через некоторое время таможенники начнут ковыряться пальцами в чужих пупках. Я надеюсь, что многие из них получат за это по лицу от сердитых жертв — пупки очень чувствительны к щекотке.
— Фрайдэй, слабым местом твоего кармана было то, что при умелом допросе…
— Они были бездарны.
— … или жестоком допросе с использованием наркотиков тебя можно было бы заставить упомянуть о его существовании.
— Может быть, после того, как в меня ввели сыворотку правды. Я не помню, чтобы говорила о нем.
— Возможно. А может, они узнали по другим каналам, так как о нем знали несколько человек: ты, я, три медсестры, два хирурга, анестезиолог, возможно, кто-то еще. Слишком многие. Неважно, как узнали наши противники, но они удалили то, что у тебя там находилось. Но не будь такой мрачной; они получили всего-навсего микрофильмированный очень длинный список всех ресторанов, упомянутых в телефонном справочнике бывшего Нью-Йорка за 1928 год. Несомненно, сейчас где-то над этим списком работает компьютер, пытаясь расшифровать код… что займет очень долгое время, потому что никакого кода нет. Пустышка. Расслабься.
— И из-за этого я должна была проехать всю дорогу до Эл-Пять, есть помои, страдать от тошноты на Стебле и быть изнасилованной грубыми ублюдками!
— Извини меня за последнее, Фрайдэй. Но неужели ты думаешь, что я рисковал бы жизнью моего опытнейшего агента из-за бесполезной работы?
(Понимаете, почему я работаю на этого надменного негодяя? Лестью можно достичь чего угодно.)
— Извините, сэр.
— Проверь свой шрам после аппендицита.
— Что? — Я засунула руку под одеяло и нащупала его, потом сдернула одеяло и посмотрела на шрам. — Какого черта?
— Разрез был меньше двух сантиметров и сделан прямо по шраму; мышцы затронуты не были. Мы извлекли груз примерно двадцать четыре часа назад, сделав новый разрез в том же месте. С использованием методов ускоренного заживления, как мне сказали, через два дня ты уже не сможешь отличить новый шрам от старого. Но я очень рад, что Мортенсоны так хорошо о тебе заботились, так как уверен, что симптомы, искусственно вызванные в твоем организме для того, чтобы скрыть операцию, не были приятны. Кстати, там действительно произошла эпидемия катаральной лихорадки.
Босс замолчал. Я упрямо отказывалась спросить его о том, что я несла — он бы мне все равно не сказал. Через некоторое время он добавил:
— Ты рассказывала мне о дороге домой.
— Спуск прошел без происшествий. Босс, в следующий раз, когда вы пошлете меня в космос, я хочу ехать первым классом, в антигравитационном корабле. А не лазить по этой дурацкой факирской веревке.
— Технический анализ показывает, что небесный крюк безопаснее любого корабля. Кабель в Кито был потерян в результате диверсии, а не отказа оборудования.
— Скукотища.
— Я не собираюсь кого-то смешить. Теперь ты можешь пользоваться антигравом, если позволят обстоятельства и время. В этот раз были причины воспользоваться именно кенийским Стеблем.
— Может, и так, но кто-то стал следить за мной, когда я вышла из капсулы Стебля. Как только мы остались одни, я убила его.
Я замолчала. Когда-нибудь я все-таки сделаю так, что на его лице появится удивление. Я решила подойти к вопросу с другой стороны:
— Босс, мне нужен курс переподготовки, с аккуратной переориентацией.
— Да? В какую сторону?
— Мой рефлекс убийства слишком быстр. Я не преувеличиваю. Этот человек не сделал ничего, что заслуживало бы смерти. Конечно, он следил за мной. Но мне нужно было бы или оторваться от него, там или в Найроби, или, самое большее, отключить его и убраться подальше.
— Мы позже обсудим, что тебе нужно. Продолжай.
Я рассказала ему о Следящем Глазе, счетверенной личности «Белсена» и о том, как я отправила его на все четыре стороны, потом я описала свою поездку домой. Он поправил меня:
— Ты не упомянула о разрушении этого отеля в Найроби.
— А? Но, босс, это не имеет ко мне никакого отношения. Я была на полпути в Момбасу.
— Моя дорогая Фрайдэй, ты слишком скромничаешь. Большое число людей и огромная сумма денег были истрачены на то, чтобы помешать тебе выполнить твое задание, включая отчаянную попытку на нашей бывшей ферме. Ты можешь принять как самую вероятную гипотезу то, что единственной целью взрыва в Хилтоне было твое уничтожение.
— Гм. Босс, очевидно, вы знали, что все будет так непросто. Вы не могли предупредить меня?
— Была бы ты более внимательна, более решительна, если бы я напичкал тебя неясными предупреждениями о неизвестных опасностях? Женщина, ты не сделала ни одной ошибки.
— Как же, не сделала! Дядя Джим встретил мою капсулу, хотя он не должен был знать время моего прибытия; от этого в моей голове должна была включиться вся сигнализация, что там есть. В тот момент, когда я его увидела, я должна была прыгнуть назад в дыру и умчаться на первой же капсуле.
— Что предельно осложнило бы нашу встречу, и это было бы равносильно потере твоего груза. Дитя мое, если бы все прошло как надо, Джим встретил бы тебя по моему повелению; ты недооцениваешь мою разведывательную сеть и те усилия, которые мы прикладываем, чтобы присматривать за тобой. Но я не послал Джима забрать тебя, потому что в этот момент я убегал. Точнее сказать, ковылял. В большой спешке. Пытаясь спастись. Я предполагаю, что Джим сам принял сообщение о времени твоего прибытия — от нашего человека, или от наших противников, или от обоих.
— Босс, если бы я тогда это знала, я скормила бы Джима его лошадям. Я любила его. Когда придет время, я хочу сама его прикончить. Он мой.
— Фрайдэй, в нашей профессии нежелательно таить злость на кого-то.
— Я не особенно злюсь на других, но с дядей Джимом особый случай. И есть еще кое-кто, с кем бы я хотела разобраться сама. Но об этом я поспорю с вами позже. Скажите, это правда, что дядя Джим был папистским священником?
Босс выглядел почти удивленным.
— Где это ты слышала такую чепуху?
— Там, сям. Слухи.
— Распространять слухи — это грех. Позволь мне все прояснить. Пруфит был мошенником. Я познакомился с ним в тюрьме, где он сделал для меня кое-что, достаточно важное, чтобы я нашел для него место в нашей организации. Моя ошибка. Моя непростительная ошибка, потому как мошенник всегда остается мошенником; это неизлечимо. Но я пострадал от желания поверить, отрицательной черты, которую, как я думал, я искоренил. Я ошибался. Пожалуйста, продолжай.
Я рассказала боссу, как меня схватили.
— Я думаю, их было пятеро. Возможно, только четверо.
— По-моему, шестеро. Описания.
— Их нет, босс, я была слишком занята. Ну, один. Я кинула на него один взгляд как раз тогда, когда убила его. Примерно сто семьдесят пять, высокий, вес около семидесяти пяти или шести. Возраст примерно тридцать пять. Светловолосый, чисто выбрит. Славянин. Но мой глаз сфотографировал только его. Потому что он не двигался. Не по собственному желанию. У него была свернута шея.
— А второй, которого ты убила, был блондин или брюнет?
— Болсен? Брюнет.
— Нет, на ферме. Ладно, забудь. Ты убила двоих и троих ранила, прежде чем они навалились на тебя в достаточном количестве, чтобы удержать за счет веса. К чести твоего инструктора, позволь мне добавить.
