— Какое право имеет она запрещать существовать?
— …нам и Минерве. Криптокриминальный ум!
— Довольно, девочки; все понятно — вы ее не любите.
— Она убила бы и тебя, старичина-молодчина.
— Лори, я же сказал — довольно. Если бы Нелли Хильдегард осуществила свои намерения, здесь не было бы ни меня, ни вас. Ни меня, ни тебя, ни Лаз, ни Минервы. Но она не убийца, раз уж мы четверо здесь.
— Я восхищен, — заметил Джастин Фут. — Встреча с тремя очаровательными леди, пополнившими списки Семей в результате нарушения запретов, доказывает некий факт, о котором я уже давно подозревал: закон приятнее нам, когда мы его обходим.
— Мудрый человек…
— …А какие ямочки на щеках! Мистер Фут, а вы бы не хотели жениться на нас с сестрой?
— Соглашайтесь! Она умеет готовить, а я красотка и шлюшка.
— Прекратите, девочки, — велела Минерва.
— Почему? Или ты уже положила на него глаз? И нам нельзя вмешиваться? Мистер Фут, Минерва у нас исполняет обязанности мамы…
— …что совершенно несправедливо…
— …потому что она на много лет моложе пас…
— …вот и получается, что нам приходится спасаться от трех матерей, вместо одной, положенной по закону.
— Оставим это! — приказал Лазарус. — Обе вы умеете готовить, но красавицами ни ту ни другую не назовешь.
— А почему ты тогда к нам пристаешь, молодчина?
— …из-за неизжитых наклонностей к инцесту?
— Дуры вы. Потому что обе вы еще юны, неопытны и вас надо оберегать.
Рыжеволосые насмешницы переглянулись.
— Лори?
— Я слышала. Впрочем, возможно, у меня галлюцинации.
— Нет, я тоже слышала.
— Заплачем?
— Не стоит. Незачем мистеру Футу видеть, как наш старичина разлетается на мелкие кусочки при виде наших слез.
— Отложим. Но пусть знает, что его ждут целых два плача с дрожащими подбородками. Впрочем, может быть, мистер Фут хочет посмотреть?
— Не хотите ли посмотреть, мистер Фут?
— Джастин, ей-Богу, я дешево продам любую из них… упаковка обойдется дороже.
— Э… благодарю вас, Лазарус, вынужден отказаться, потому что тогда они будут плакать в моем присутствии — и тут уже я разлечусь на куски. А не переменить ли нам тему? Как вам удалось осуществить эту тройную… э… иррегулярность, можно поинтересоваться? Доктор Хильдегард исправно руководит своей организацией.
— Ну что ж, если речь идет об этих двух маленьких ангелочках…
— Ну вот, теперь он издевается…
— …и не очень умно.
— Я был сбит с толку не меньше Нелли Хильдегард. Иштар Харди, мать вот этой…
— Нет, она — ее мать.
— Вы обе взаимозаменяемы: вас перепутали в первую же неделю после рождения, так что теперь никто не знает, кто из вас кто. Да вы и сами не знаете.
— Нет-нет, я знаю! Вот она иногда выходит, но я всегда остаюсь здесь.
Лазарус остановился на полуслове и задумался.
— Пожалуй, это самая краткая формулировка основ солипсизма, которую мне приводилось слышать. Запиши-ка ее.
— Если я запишу, ты попытаешься присвоить себе это высказывание.
— Я просто намереваюсь сохранить его для последующих поколений, Минерва, запиши его для меня.
— Записано, Лазарус.
— Минерва сохранила почти такую же точную память, какую имела, будучи компьютером. Итак, рассказываю… Во время отпуска Нелли Иштар возглавляла клинику, поэтому ей удалось получить доступ к моим тканям. Я тогда находился в состоянии острой ангедонии, и матери девчонок затеяли это дельце, чтобы вернуть мне интерес к жизни. Проблема заключалась лишь в том, что подобные операции на генах запрещены правилами клиники на Секундусе. Кто что делал и как — мне велели не интересоваться. Спроси у Минервы — она командовала этим делом.
— Лазарус, переселяясь в этот череп, я не прихватила с собой воспоминаний об этом.
— Вот видишь, Джастин? Они позволяют мне знать только то, что считают полезным для меня. Возможно, они и правы, ибо их самопожертвование принесло результаты: с тех пор я ощущал все, что угодно, но только не скуку…
— Лори, по-моему, налицо двойной сговор?
— Нет, просто плохо замаскированный выпад. Игнорируем с достоинством.
— Но сперва я не знал о своем странном родстве с этой парой. Нет, конечно, я знал Иштар и Гамадриаду, одну из дочерей Айры. Ты встречался с ней?
— Давно. Очаровательная девушка.
— Весьма. Матери обеих девочек очаровательны. И вот как-то раз я заметил, что они беременны — женщины проводили со мной очень много времени, — пухли как на дрожжах и молчали. Ну и я не спрашивал.
Джастин кивнул.
— Право на личную жизнь.
— Нет, просто сдержанность. Я никогда не приносил свое любопытство в жертву условностям. Я был просто заинтригован. Передо мной две девицы, которые проводят со мной каждый день и стали для меня буквально дочерьми, и на тебе — раздулись, как дочери фараона, и ничего не говорят. Поэтому я тоже надулся и стал ждать. И вот, наконец, однажды Галахад… Это их муж… ну, не совсем так; ты с ним познакомишься. Так вот, Галахад приглашает меня вниз, и обе девицы предъявляют мне по рыженькой симпатяге — лучше не бывает.
— А не сбросить ли нам со счета один плач?
— Сейчас вы не такие. Вы стали похожи на меня.
— А вот за это оскорбление положен еще один хороший рев.
— Но я ничего не заподозрил, просто обрадовался. И удивился, потому что малышки были похожи, как однояйцевые близнецы…
— Мы и есть близнецы.
— Но, поиграв несколько недель с этими младенчиками, я с природной гениальностью начал осознавать, что девицы-то сплутовали. Я думал, что уже не фигурирую в банке спермы. Однако мне прекрасно известны штуки, которые можно проделать с беспомощным клиентом во время антигерии. Наконец я догадался, что обе малышки — мои собственные дочери, рожденные с помощью искусственного осеменения тайно от меня. Я объявил об этом. Но мамаши все отрицали. Поясню: я не сердился, напротив — надеялся, что эти маленькие херувимчики — мои дочери.
— «Херувимчики».
— Не обращай внимания. Он просто пытается одурачить мистера Фута.
— Я хотел сказать, что тогда вы казались херувимчиками, несмотря на то что уже умели кусаться. Короче, я объявил, что признаю их и даю им свое имя и состояние. Тогда их матери стали совещаться со своими сообщниками — Минервой и Галахадом. Уж Минерва-то увязла в заговоре по самые предохранители.
