Четыре направления - четыре ветра

пальцев, как на барабане, кружок у меня на лбу.

— Попытайся видеть, — прошептал он. — Будь внимателен.

Я расфокусировал зрение, и мой взгляд переместился в точку, находившуюся в шести дюймах над грудью старика, и она была там, неосязаемая форма дымчато-фиолетового оттенка… исчезала… снова появлялась; она появлялась с каждым выдохом и снова исчезала при вдохе.

Старуха сжала мою левую руку. Я обернулся и посмотрел на нее, затем на ее темную мозолистую руку, сухую и прохладную. Я положил на нее сверху свою правую руку и кивнул старухе; вокруг ее глаз собрались морщины, она улыбалась. Она поднесла к губам трубку, затянулась и выпустила дым на меня; она втянула голову в плечи и продолжала дуть на меня дымом, от коленей и выше, в грудь, в лицо, и было что-то удивительное в ее лице, в наклоне головы и шеи, что-то нежное, ласкающее, почти эротическое.

Она вложила трубку в мои холодные, мокрые от пота ладони. Погремушка замолкла и комната загудела от тишины. Поворачивая голову, я услышал хруст шейных позвонков.

Я не видел энергетического тела. Сияние исчезло. Я увидел, как по телу старика прошла судорога, потом вторая, и в тишине раздался протяжный вздох.

Я поднял глаза на шар, светлую, опалесцирующую сферу; светящиеся нити закручивались, обвивались вокруг его лба, сливались с ним, а сияющее яйцо удерживалось на световой спирали, и стоило мне посмотреть на него, как оно исчезало, поэтому я сфокусировал зрение в пустом пространстве, чтобы, не видя, все же воспринимать его.

Антонио взял трубку у меня из рук. Я забыл, что держу ее. Он стал раскуривать ее, и последняя искорка ожила и перекинулась на сухой табак. Он встал и принялся пускать дым на лоб мертвеца, и тут, как бы с вершины моего видения, я заметил, как пульсирует и рассыпается тысячами искр viracocha; что-то похожее возникает перед глазами, когда закроешь их и придавишь веки пальцами. Искры разлетались по всей комнате, оставляя следы, световые траектории, которые, казалось, тянулись к головам учеников El Viejo, и погремушка снова зазвучала, т- ш-шх, ш-ш-шх, и когда я снова увидел, шар висел в центре комнаты, Антонио стоял вместе с внучкой шамана возле его тела; он опускал пальцы в чашу с травами, а затем прикасался ими к чакрам покойника, к его коленным чашечкам, подошвам ног, локтям и ладоням.

Меня взяли за руки, старуха слева и мужчина в белой сорочке справа. Антонио и внучку взяли за руки другие, и так мы все встали в круг, соединив руки, и старуха рядом со мной запела жалобную песню. Ее голос похож был на звук флейты, и я узнал эту странную мелодию: накануне ночью ее пел Антонио. Это была песня лесов и высотных плоскогорий, этой песней созывались духи трав и сосновых деревьев, потому что, как позже объяснил мне Антонио, элементали, силы Природы, которые были животными силы El Viejo, уже свободны. И я увидел энергетическое тело; свет этой старой души завихрялся и таял, как капли краски в бурлящем водовороте. Антонио подвел меня к окну, потер мне лоб, стимулируя видение, и сказал:

— Дышите. Дышите глубоко и смотрите. Скорее!

В этот момент лес был живым: он светился тем светом, который я уже видел в джунглях. Сияющие ореолы очерчивали контуры деревьев, а между ними носились, вспыхивали, играли гонкие искорки, подобные жукам-светлякам, и верхушки сосен медленно-медленно качались, и слабый ветерок принес в комнату запах хвои.

Пламя свечей заколыхалось, дым рассеялся. И песня закончилась.

13

Каждая разлука дает некоторое представление о смерти.

Шопенгауэр

Утром после смерти старого шамана была праздничная трапеза — жареная юкка, фрукты, хлеб, кукурузная мука. Настроение царило веселое; было много разговоров, преимущественно о местных болезнях и бедствиях. Антонио объяснил мне, что эти люди приехали издалека, чтобы присутствовать при рождении старика в духовном мире; это были шаманы и знахари, признававшие учение El Viejo. По поводу веселого настроения Антонио улыбнулся: они радуются, сказал он, потому что знают, что теперь дух учителя всецело будет с ними и что он свободен от ограничений этого мира.

Mesa старого шамана была раскрыта, и каждый из учеников подходил и брал себе один из предметов — кристалл, жезл, камень, древний предмет силы; и не было никаких споров, колебаний или нерешительности. Антонио объяснил мне, что предметы были распределены во время смерти старика: дух шамана сказал каждому, что ему принадлежит.

19 октября

Мы попрощались с домом на краю леса около 11 часов утра. Мы разговаривали о бессмертии.

Знание того, что мы состоим из соматической и духовной материи, лежит в основании шаманского опыта. Если человек на протяжении своего жизненного срока научится отделять себя от физического тела, чувствовать себя «светящимся существом» и свершать духовные полеты, то он может умереть сознательно, умереть во плоти и родиться в духе — в духе, который ему уже близок и которого он требует. Если же человек умирает не сознательно, то его энергетическое тело возвращается в Великий Бассейн Сознания.

Я попросил Антонио объяснить, что это за «Великий Бассейн», но он только замотал головой. Терпеть не могу, когда он так делает.

— Это просто метафора, — сказал он. — Поэтическое представление некоторой философской концепции. Оставьте это. Если вам такое представление не нравится, составьте себе другое, только не сооружайте его на чьем-то опыте.

— Хорошо, — сказал я. — Но это… индивидуализация духа: не означает ли она, что если человек умирает сознательно, то он сохраняет свою индивидуальность и после смерти?

— Индивидуальность? — переспросил он. — Вот еще одно путаное понятие. Если уж вы так настаиваете на сведении всего к теоретическим формулам, то потрудитесь быть более точным.

— Черт! — Я остановился, снял с плеча пакет и положил его на землю. — Я стараюсь понять при помощи тех средств, к которым я привык!

— Да, — сказал он, — вы в щекотливом положении. Вы на пути к опыту. Этот путь приведет вас к пониманию. Вы застряли между двумя мирами, между бодрствованием и сновидением. Вы испытали силу, и все же вас до сих пор сбивает с толку различие между вашим опытом и вашими верованиями. Но ваши верования основываются на теориях других людей.

— Теории нужны, — сказал я. — Боже мой, да ведь теории — это то, что позволяет нам предвидеть! Это то самое, что ведет к будущему род человеческий: думать вперед, предлагать возможность, испытать ее — и вперед! Неокортикальное мышление, логика — это факт, это реальность западной культуры. Это нельзя сбросить со счетов только из-за того, что другие культуры подходят к тайнам сознания с противоположной стороны. К тому же, западная наука тоже упирается в область мистики. Посмотрите на квантовую физику…

— Что же я там увижу? — спросил он.

— То, что вы уже знаете. Что сознание является определяющим фактором действительности. Что на исход события влияет наблюдение этого события. Что фотон, субатомный элемент света, не является ни волной, ни частицей. Ни то, ни другое, но оба сразу, это же удивительно! Вся процедура западного научного метода основана на сведении одного к другому… — Я начал загибать пальцы. — Мы пытаемся объяснить работу мозга, изучая молекулярную биологию центральной нервной системы. Молекулярная биология изучается на основе атомной физики, а атомная физика — это сфера действия квантовой