Латунное сердечко или У правды короткие ноги

этого сна была все-таки личность самого Беллини, хотя прямо он там не появлялся. Он поискал слово «композитор». Оно действительно нашлось, но означало всего лишь: «прибыль от торговли полотном и тканями; умеренность вознаградится. Счастливые числа на следующий месяц — 9 или 14». Кесселю пришлось признать, что и от этого толку мало.

После завтрака Рената собрала купальные принадлежности, сложила провизию («Мы пробудем там до обеда, часов до двух, иначе к четырем не успеем на вокзал»), надувной матрас и отдельную еду для Зайчика. Потом Рената спросила у хозяйки пансиона «Ля Форестьер» мадам Поль, где лучше всего купаться, и та посоветовала им пойти на тот пляж, где танкер. Ехали они туда минут пятнадцать. В машине — Рената была за рулем, Кессель сидел сзади, потому что, как выяснилось, Зайчик должна сидеть впереди, иначе ей всегда бывает плохо в машине, ведь у нее такой чувствительный желудок, — Кессель поинтересовался, зачем им к четырем нужно на вокзал и на какой вокзал? Поезда в Сен-Моммюль-сюр-мер давно не ходили, и здание бывшего вокзала совсем обветшало.

— Да, — сказала Рената, — эту ветку закрыли. Ближайшая железнодорожная станция теперь в Морсо, так что мы поедем туда.

— А зачем?

— Зачем закрыли? Ну, наверное, она перестала окупать себя. Такие маленькие ветки везде закрывают, и во Франции тоже.

— Нет, — уточнил Кессель, — я хочу узнать, зачем нам нужно на вокзал?

— Мы поедем встречать папу, — просипела Жаба.

— Что-о? — переспросил Кессель, однако не потому, что не разобрал слов Жабы.

Быстро обернувшись. Рената состроила укоризненную мину, потом пожала плечами и ответила только:

— Да! — Очевидно, эти гримасы и жесты, которых не должна была видеть Зайчик, означали, что Кесселю все объяснят позже.

Рената, в общем, рассказывала о г-не д-ре Вюнзе довольно много. а на взгляд Кесселя — даже слишком много, хотя это не было ее любимой темой и она не ставила, как иногда бывает, своего первого мужа в пример второму: нет, она частенько говорила о нем достаточно обидные вещи, хотя намеренно придерживалась при этом самого сухого и нейтрального тона, чтобы не показаться пристрастной или. как она сама выражалась, «подлой». Самого д-ра Вюнзе Кессель никогда не видел, даже на фотографии. Если у Ренаты и сохранились где-то его фотографии, она их никогда не доставала.

Теперь, зная, в чем дело, Кессель нашел разгадку некоторых странных высказываний Керстин по дороге сюда — сначала в поезде, потом в машине. Значит, ребенку это уже тогда было известно. Однажды, когда у Жабы ненадолго прорезался голос, она спросила у матери: «Скажи, кого ты любишь больше всех на свете?» — «Тебя», — ответила Рената —»Нет, — уточнила Зайчик, — я имею в виду, из мужчин?» — Это было в поезде, днем, когда они уже встали и позавтракали. Кондуктор превратил спальные места обратно в сидячие. Кессель сидел у двери в коридор и читал книгу. Рената и Жаба сидели у окна. В Провансе стоял облачный душный день. Они переезжали пересохшие русла речек.

Услышав вопрос Зайчика, Кессель оторвал взгляд от книги и посмотрел на Ренату. Он не собирался облегчать ей жизнь, делая вид, что не слышит ее ответа.

Рената бросила на него быстрый взгляд.

— Это сложный вопрос, — наконец сказала Рената.

— Папу? — продолжала докапываться Зайчик.

— Это действительно сложный вопрос, — повторила Рената.

— А я больше всех люблю папу! — призналась Жаба.

— Естественно, — облегченно вздохнула Рената, — это вполне естественно, что ты больше всех любишь папу.

— Хоть бы он приехал поскорее! — воскликнула Зайчик, поцеловала свою плюшевую кошку и подняла ее высоко над головой, чтобы та могла выглянуть из окна.

На пляже, когда Рената, совершив несколько забавных телодвижений, натянула под платьем купальник, а Зайчик унеслась к морю, чтобы показать его своей кошке Блюмшен, Кессель спросил, зачем сюда едет д-р Вюнзе.

— Ты не будешь переодеваться? — спросила Рената.

— По-моему, ты прекрасно поняла, о чем я тебя спрашиваю, — произнес Кессель. — Впрочем, могу повторить: зачем едет сюда этот господин Вюнзе?

— Ну и глупо так ревновать. Я же давно его не люблю.

— А я и не спрашивал, любишь ли ты его или нет. Я спросил, зачем он сюда едет.

— Ты хочешь испортить мне настроение?

— Это еще неизвестно, кто кому портит настроение!

— Тоже мне, нашел повод ревновать!

— Я не ревную. Просто я не собирался проводить отпуск в обществе господина Вюнзе.

— Но я же не могу запретить ему приехать! Кроме того, он приедет со своей девушкой. Так что ревновать тут совершенно нечего.

— При чем тут «запретить»? — удивился Кессель. — Ты же не будешь уверять меня, что у вас с ним не было сговора.

— Я прошу тебя не употреблять слова «сговор»! В конце концов, это только ради Зайчика.

— Значит, ты все-таки знала, что этот Вюнзе…

— Почему ты все время называешь его «этот Вюнзе»? Я уверена, что вы с ним подружитесь.

— Вряд ли я сумею подружиться с каким-то типом из этого вашего Ремшейда.

— Во-первых, Люденшейда, а во-вторых, это чушь!

— Можно вопрос? — начал Кессель, — Ты вообще-то собираешься когда-нибудь сообщить вашему Зайчику, что я — твой муж?

— Для этого Курти сюда и едет, — Рената распрямила спину — Да, именно для этого! Мы скажем ей это вместе. Родители должны щадить психику ребенка, он имеет на это право: такую ужасную весть можно сообщать только в мягкой форме.

— И когда же это произойдет?

— В свое время. Скоро — Рената потянулась к Кесселю с явным намерением поцеловать его, но он уклонился.

— Я хочу, — сказал Кессель, — чтобы ты, начиная с сегодняшнего дня, снова спала со мной в одной комнате.

— Сегодня я не могу, — сказала Рената, — Вот когда мы ей все скажем, тогда, конечно, прямо сразу, я тебе обещаю…

— Мне не нужно прямо сразу, мне нужно сегодня.

— Мы можем все втроем пойти и сказать ей — так, наверное, будет даже лучше.

— Значит, сегодня ты со мной спать не будешь?

— Ну, когда Зайчик заснет… — проворковала Рената.

— Я говорю не об этом, я спрашиваю тебя, будешь ли ты жить со мной в одной комнате. Как полагается.

— Пока мы ей этого не сказали, я не могу. Нельзя так травмировать ребенка. Ребенок этого не перенесет. Ну войди ты в мое положение…

— Прежде всего я вхожу в свое положение, — сказал Кессель.

— Ты ведешь себя, как мальчишка, — заявила Рената.

— И последний вопрос, — объявил Кессель. — Значит ли это, что вы с господином Вюнзе будете жить в одной комнате, чтобы уж создать Зайчику полную иллюзию?

— О чем ты говоришь! Я же не люблю его. И, кроме того, я давно уже не его жена, а твоя.

— Хорошо, что ты хоть это помнишь, — вздохнул Кессель, поднимаясь на ноги.

— Ты куда? — спросила Рената — Ты не будешь надевать плавки?

Альбин Кессель даже не обернулся. Он спустился к воде, снял башмаки и носки, высоко закатал