Сладковатый аромат благовонных палочек чувствовался уже в подъезде, где жила Эжени. Мебель из квартиры была почти вся вынесена, а то, что осталось, было расставлено самым неожиданным образом. По комнатам плыли необычные, таинственные звуки какой-то пентатонической пьесы. Герр фон Примус, улыбаясь, возлежал на горе подушек. Эгон сидел в углу по-турецки и отчаянно боролся со сном. Кругом стояло и сидело множество молодых мужчин, которых Кессель видел впервые в жизни.
— Девушки еще в ванной, готовятся, — сообщила Эжени.
Эжени была в джинсах и свитере, хотя и босиком. На глазах у нее опять были слезы.
— А вы не будете переодеваться? — спросил Кессель.
— Переодеваться? — Удивилась Эжени. — Ах да… Конечно. Знаете, если бы не эта наша затея, я бы взяла и отменила все к черту. Но мы так долго готовились…
— Бруно не пришел?
Эжени помотала головой.
— А кто эти люди?
— Знакомые, — сказала Эжени.
— Дитрих тоже здесь?
— Что вы говорите, герр Крегель! Это знакомые других девушек.
— Гунди! — донесся откуда-то мужской голос. Гунди было настоящее имя Эжени.
— Это наш художник, — пояснила Эжени, — Боюсь, что сейчас моя очередь. — Схватив Кесселя за руку, она провела его в единственную комнату, не переоборудованную к балу. Вся мебель из квартиры была оказывается, снесена сюда. Эжени быстро начала раздеваться, — Что нам теперь делать?
— Это вы насчет Бруно? — догадался Кессель.
— Может быть, съездить поискать его?
— Гунди-и! — снова послышался голос художника.
Эжени, уже раздетая, подняла на Кесселя глаза:
— Пожалуйста, найдите его.
— Где же я его найду?
— Возьмите мою машину. — Она порылась в брошенных на диван джинсах: — Вот ключи.
— Спасибо, — машинально ответил Кессель.
— Гунди-и-и!!!
— Иду! — крикнула Эжени, а Кесселю сказала: — Она стоит через переулок отсюда, возле молочного. — Сунув ключи ему в руку, Эжени выбежала из комнаты и помчалась в ванную, откуда доносился громкий смех.
— Вы уже уходите? — удивился герр фон Примус.
— Я сейчас вернусь, — бросил на ходу Кессель, — только найду Бруно.
В половине десятого Кессель выехал на Площадь Вислы и остановился у «Шпортека» — в третий раз за эти два часа. Дождь лил ручьями. Резкий косой ветер поднимал с земли фонтаны брызг. Брюки синего костюма промокли почти до колен. У этих вымерших кварталов возле Стены тоже есть свои преимущества, подумал Кессель: тут всегда есть где поставить машину. Кессель подогнал «фиат» к самому входу в «Шпортек», но все равно застегнул плащ на все пуговицы (хотя в сидячем положении сделать это было очень трудно) и поглубже надвинул клетчатую кепку.
Когда он заехал сюда в первый раз, в половине восьмого, бар был еще почти пуст. Толстый бармен был на месте, только без полосатого фартука. Он сразу узнал Кесселя и сказал: «Его не было». После этого Кессель объехал один за другим все кабаки, где, как он знал, бывал Бруно, а также те. о которых тот хоть раз упоминал в разговоре, но так ничего и не выяснил. Час спустя он зашел в «Шпортек» второй раз. Там уже была публика; музыкальный автомат наигрывал какие-то шлягеры. Несколько человек гоняли шары на бильярде. У стойки, развернувшись лицом к залу, сидела безобразная тощая старуха: у нее были взбитые волосы, выкрашенные в ярко-рыжий цвет, короткая юбка и высокие сапоги. Судя по всему, она давала бесплатный урок эротики двум молодым людям в кроссовках, сидевшим за столиком у самого входа. Увидев Кесселя, она прервала свой монолог и заверещала: «А вот и он!», хотя Кессель видел ее впервые в жизни. Не обращая на нее внимания, он подошел к бару. Старуха завопила: «Посиди со мной, милый». Кессель вопросительно взглянул на бармена.
Тот только покачал головой.
— Ты уже уходишь? — крикнула ему вслед рыжая старуха.
Сидя в машине, Кессель пытался вспомнить, о каких кабаках еще рассказывал Бруно. Может быть, заглянуть в «Апфельбек», где они с Бруно тогда разыскивали таксиста, отвозившего «Зеленого» в аэропорт? Но Бруно не было и там. Кессель поехал в аэропорт, где не только зашел в ресторан, но обошел все буфеты, бары и пивные ларьки: Бруно не было. По дороге обратно в город, уже в Веддинге, Кессель проезжал мимо станции электрички и вдруг вспомнил, что на этой станции есть пивная. Внутренний голос подсказал ему, что Бруно там.
Кессель затормозил. Шедшая сзади машина тоже затормозила, скользя по мокрой мостовой, а за ней и третья, остановившись чуть ли не посередине улицы. Ее водитель, однако, не поехал дальше, пока Кессель подгонял машину к тротуару, а опустил стекло и высунул голову в окно, видимо, собираясь высказать Кесселю все, что он о нем думает. Но в этот момент через лежавшую между ними лужу на большой скорости пронесся грузовик, обдав беднягу целым фонтаном воды. Если раньше у него была пышная, тщательно ухоженная шевелюра, то теперь ему на лицо свисали лишь жалкие мокрые сосульки. Ему было уже не до ругани, он только сплевывал воду. Не обращая на него внимания, Кессель запер «фиат» Эжени и пошел в пивную. Она называлась «Зеленая лягушка»; Бруно там не было. Кессель выпил чашку кофе и поехал дальше. Он решил заглянуть в отделение — может быть, Бруно уже вернулся и теперь сидел там. Почему это не пришло ему в голову раньше? Но, проезжая по Площади Вислы, он все-таки снова затормозил у «Шпортека». На этот раз внутренний голос не говорил ничего, но Кессель сказал себе, что лишний раз заглянуть туда не мешает.
Увидев Кесселя, толстый бармен высоко поднял мохнатые брови (почти как Курцман) и указал глазами в сторону окна. У окна сидел Бруно.
Глаза у него были закрыты. Он сидел на скамье, стол от которой убрали (он был нужен игрокам в бильярд, чтобы поставить на него бокалы с пивом). Рыжей старухи уже не было.
Бруно сидел, далеко откинувшись на спинку скамьи: он не сполз с нее только потому, что держался за сиденье обеими руками, ухитряясь при этом в левой держать бокал из-под пива. Бокал торчал почти горизонтально, так что пиво из него давно бы вылилось, но он был пуст.
Не открывая глаз. Бруно разлепил губы и произнес:
— Герр Крегель…
— Бруно, что с вами? — встревожился Кессель.
Бруно ответил что-то, чего Кессель не разобрал, так как в баре было довольно шумно. Кессель наклонился к нему поближе и переспросил:
— Что вы говорите?
Не выпуская из рук бокала и не открывая глаз. Бруно свободной рукой притянул Кесселя к себе и прошептал:
— Я решил начать новую жизнь, герр Крегель, совсем-совсем новую…
Неужели Бруно — в первый раз в жизни — был пьян?
— Где же вы были все это время. Бруно, милый, — спросил Кессель — мы все вас искали.
— Нет. Я же сказал, что начну новую жизнь.
— Сегодня? — удивился Кессель.
— Да. сегодня, прямо сейчас. Мне только нужно было… — Бруно запнулся. Глаза у него открылись. Нет. подумал Кессель. он вовсе не пьян.
— Что же вам было нужно?
— …Чтоб вы пришли.
— Чтобы пришел я?
— Никто не может запретить мне начать новую жизнь. А вы… Разве вы не замечали?
— Чего не замечал?
