– Добрый день!
– Не мешай! Ты что, не видишь: я разговариваю с коровами! – он рассердился моему появлению.
– По-моему, ты их пугаешь.
– Как может путать их тот, кто не ест их мяса?!
Я усомнился:
– Их вряд ли заботит то, что будет с ними после смерти, но в жизни ты мешаешь их непритязательной трапезе. Так что вряд ли они питают к тебе благодарность.
– Что ты понимаешь! Я думаю о их будущем! Я добровольный нищий! Я забочусь о них! – негодование моего нового собеседника достигло предела, он тыкал пальцем в спины беззаботно жующих коров.
– Мне слышится в твоём голосе, что ты заботишься о себе, – честно признался я, хотя и не был уверен, что он меня услышит.
– Ты хочешь меня обидеть?! – в его голосе звучало искреннее возмущение.
– Нет, я лишь хотел с тобой поздороваться. Моё желание исполнено, так что я, пожалуй, пойду.
Сказав это, я повернулся и уже было собирался идти дальше, но этот человек окрикнул меня:
– Постой!
Я остановился и ждал, ждал долго, поскольку окрикнувший меня погрузился в тягостные раздумья.
– Ты что же, считаешь, что я заблуждаюсь? – сказал он наконец, перебарывая раздражение.
– Я этого не сказал.
– Ну, так подумал ...
– Я думаю, что тебе одиноко. Зачем ты пытаешься это скрыть? Разве в этом только и заключается твоя сила?
Он снова медлил.
– У меня есть выбор? – спросил он с подвохом.
– У тебя нет выбора, – сказал я совершенно серьёзно.
На его глазах появились слёзы. Были ли это слёзы страха, или может быть, слёзы жалости к самому себе? Не знаю.
– Легко так говорить тому, у кого за спиной Заратустра, – сказал он, сдерживая рыдания.
– У меня за спиной только я сам, но ты прав, за это я благодарен ему, Заратустре, – в моём голосе скользнула металлическая нотка, я сам готов был расплакаться. – Теперь я предложил тебе руку, но не для того, чтобы стоять у тебя за спиной, но чтобы идти с Тобой Вместе дорогами Жизни. Я знаю, что ты Другой, и я не хочу тебе ничего навязывать. Вот моя рука, – я протянул ему руку. – И я повторяю: у тебя нет выбора.
Секунду человек, считавший себя добровольным нищим, стоял в сильнейшем напряжении, и я видел, как трудно ему признать эту безальтернативность его выбора. Он отшатнулся, а потом, расталкивая коров, побежал ко мне. Мы обнялись.
Он плакал, плакал как ребёнок, но теперь, кажется, он готов был стать взрослым. Я шепнул ему на ухо:
– Иди к Заратустре, иди. Мы встретимся позже, мне осталось одно испытание. Пожелай мне удачи.
Он отнял руки, посмотрел на меня заплаканными глазами и утвердительно качнул веками. Я улыбнулся в ответ и отправился дальше.
ТЕНЬ
Земля подо мной качнулась, пейзаж переменился, но я не двигался с места.
– Ты здесь? – тихо спросил я. – Ты здесь, моя тень? Здесь ли ты, отброшенный мною страх?
Моя тень показалась и обошла меня кругом. Я оцепенел.
– Что? Что ещё? – снова спросил я. – Что ты хочешь сказать мне? Ты тоже просишь меня о помощи? Ты хочешь, чтобы я не гнал тебя прочь?
В ответ тень только дрогнула.
– Я не хочу отбрасывать тени.
– Для этого ты должен стать светом, – загадочно пропела моя тень.
– Зачем ты обманываешь меня? Ты не хуже меня знаешь, что светом нельзя
– Ты хочешь освободиться от меня раньше времени? – ехидничая, пропела моя тень.
– Ты снова играешь в игры! Время – это только слово, – сурово ответил я своей тени.
– Всё в этом мире – слова. Ибо имя суть кожа.
– Формы переменчивы, это самая большая игра. Я устал играть в игры. Это ни к чему.
– Тогда наступи на меня, наступи! Может быть, можно меня раздавить? – она читала мои мысли, она искушала меня.
– Это снова формы, только формы, – я разгадывал её козни.
– Я твой вечный спутник, – зло прошипела тень. – Я твоё одиночество! Ты можешь оторваться от меня, если попытаешься взлететь, но ты не можешь уничтожить меня, негласно я буду преследовать тебя всюду! Цепи одиночества едины для всех!
– Знаешь, а я ведь не боюсь тебя, – это было странное ощущение. – Нет.
Тень задрожала.
– Ты дрожишь? Тебе холодно? – мне становилось смешно. – А мне тепло, я чувствую тепло!
– Ты не сможешь, не сможешь! – приступы её негодования были вызваны нарастающей с каждой секундой слабостью. – Ты не сможешь преодолеть своё одиночество! Не сможешь!!!
– Это ведь тоже слова, слова! – я начинал смеяться. – Это тоже игра! – я хохотал. – Я больше не играю! Не играю! – смех распирал меня изнутри, мощным потоком света он шёл из меня, вырывался наружу, и, сотрясаемый смехом, я становился невесомым. – Танец! – крикнул я наконец, став самим звуком, и сотую долю секунды я наблюдал взрыв, вспышка яркого света раздвинула и мгновенно поглотила пространство.
Распластавшись, я лежал на полу, мышцы вытянули мой позвоночник, словно огромный лук. Спазм, стягивающий каждую частицу моего существа, мгновенно разжался...
Я открыл глаза и увидел над собой Заратустру.
– Плясун стал Танцором? – утвердительно прошептал Заратустра.
– Да, – еле слышно ответил я.
Мои веки отяжелели, я сжал в своей руке его руку, и спокойный сон поглотил меня без остатка.
В ПОЛДЕНЬ
Операция назначена была на полдень. В одиннадцать мне сделали премедикацию, одели как полагается – во всё чистое. Дурман повязал сознание, происходящее казалось мне рисунками замедленной киноленты.
Действия персонала размеренны, все спокойны и неторопливы – обычное дело. На каталке меня
